«Озброєні та небезпечні»: Рік по тому. Колонка Станіслава Битюцького

З 31 січня до 17 березня у просторі IZONE проходить виставка-серіал «Озброєні та небезпечні» – серія експериментального кіно, яке досліджує мілітаризацію сучасного українського суспільства. Заборона є основним медійним партнером заходу. Поки триває виставка, ми надаємо слово учасникам проекту. Один з них – режисер Станіслав Битюцький.

Мартин Поллак начинает свою книгу-эссе «Отравленные пейзажи» воспоминаниями о счастливом детстве и о том, как, на самом деле, за этим беззаботным временем скрывалось множество страшных вещей, включая вынужденную депортацию и бедность вокруг, включая войну и отца, участвовавшего в ней в отрядах СС. Немного погодя Поллак вспоминает истории своего деда, которые так любил слушать в те годы. В этих историях рассказывалось о мужских приключениях и охоте, о красивых и живописных лесах, которые детское воображение превращало в настоящие фантастические миры. Только спустя годы Поллак узнает, что его дед был ярым сторонником национал-социалистической партии, а эти места, казавшиеся ему в детстве сосредоточением волшебства и приключений, местами массовых захоронений тысяч человек.

Читая Поллака я не мог не думать о своем детстве, о жизни в одном из спальных районов Киева. Это совсем разные вещи, знаю. Но общее в них то, что наша память способна многое вытеснять, сознание не замечать, а ландшафты скрывать весьма болезненные моменты. Вот только один весьма показательный случай, который я помню. В детстве с нижнего этажа какое-то время доносились душераздирающие крики, переходящие в стоны. Они продолжались около недели, возможно, меньше. Родители сказали, что в этом нет ничего страшного, просто собака, скучает по хозяевам, ушедшим на работу. В какой-то мере это меня успокоило. Спустя годы я узнал, что это были крики человека, переживающего наркотическую ломку. Я видел того парня. Он был старше меня. Он помогал нам, детям, с какими-то мелочами, пару раз играл с нами в футбол. Те, кто был старше, знали о его проблемах. Мы нет. Те, кто был старше, знали, что эта проблема очень остро стоит для всего района. Знали, что на улице можно легко встретить ширяющегося человека. Мне было шесть-семь лет и я не представлял, что это такое. Детство спасало меня от окружающей реальности. Это был конец 80-х – начало 90-х, начало одного из самых тяжелых десятилетий для многих.

Сегодня кажется, это было так давно. Но оказываясь в родном спальном районе, я не могу не думать о скрытых ландшафтах. О том, что существует рядом с нами, но, что мы порой так усилено стараемся не замечать – в том числе и скрытое насилие или десятки проблем, которые в нашем обществе так легко вытесняются из всеобщего сознания. Таких историй сотни, может тысячи. Вот только одна из них… У одной из школ все того же спального района неизвестный мужчина стрелял в школьника. Говорили о двух выстрелах. Мужчина так и не был найден.

Эта история долго не отпускала меня. Возможно, тем, что в ней ничего не было известно наверняка. Я думал о ней и как о все большем появлении на улицах оружия, о скрытом насилии, которое словно растворяется в информационном потоке. О том, что за этой историей, на самом деле, могло скрываться все что угодно – от бытового конфликта и ссоры двух школьников до слетевшего с катушек человека.

Но вместе с тем, я думал и о том, как можно рассказать об этом через аудиовизуальные средства в мире, где насилие уже давно стало частью популярного видеоконтента – от голливудских блокбастеров и новостных роликов до многочисленных видео на Youtube. Насилие здесь давно отвечает за саспенс, всегда является частью драматической структуры. В этом плане задачей современного художника или режиссера мне ведется необходимость искать иные средства в разговоре о нем – через новые формы, через деконструкцию, через переосмысление.

Так появился наш сегмент под названием «Год спустя». С одной стороны, это попытка реконструкции этой истории со стрельбой, с другой – наблюдение за жизнью спального района ночью, то есть, во время, когда наступает это странное спокойствие и когда все спальные районы оказываются настолько похожи друг на друга – в вечном полусне, скрывающие так много неудовлетворенности и злобы, где-то на окраине одной из беднейших стран Европы.