Активизм памяти. О «Тарелке» на Лыбедской, активистских и художественных инициативах вокруг советского культурного наследия

Недавно один из застройщиков, планируя переделать модернистское здание «Детского мира» на Дарнице, презентовал план, по которому оно превращается в обычный торговый центр. Сейчас активисты и архитекторы ведут переговоры с застройщиком, чтобы представить компромиссный вариант. В странах, ранее входивших в СССР, публичные пространства постоянно поглощаются развлекательными торговыми центрами и коммерческими сооружениями. Специально для Забороны критик Алексей Кучанский рассказывает о «Тарелке» на станции метро «Лыбедская» в Киеве как о важном явлении, через которое можно найти ответы на многие сложные вопросы.

Подавляющее большинство фасадов в Киеве можно вполне законно использовать для размещения рекламы. Но абсолютное большинство рекламы в городе устанавливают нелегально. Только по официальным данным, у 18 349 рекламных конструкций есть разрешения, а у 64 538 — нет. Аналогичным образом реклама разрывает на части фильмы, размещенные в свободном доступе, документации лекций и дискуссий на ютубе, проскакивает в журналах. За тотальным рассеиванием и размазыванием ресурсов Земли, эксплуатацией низкооплачиваемого и неоплачиваемого (в частности, домашнего, обычно женского) труда, приватизацией публичного пространства и уничтожением культурных наработок прошлого скрывается всего-навсего обмен товарами.

Стазис

Исследовательница, режиссерка и эссеистика Хито Штейерль предлагает обратить внимание на восстановленное философом Джорджио Агамбеном древнегреческое понятие «стазис», в котором, по ее мнению, содержится большой потенциал для объяснения процессов современной культуры. Стазис в древнегреческом смысле — это слово, одновременно обозначающее гражданскую войну и неизменность (отсюда — «статический»). Стазис — это нечто крайне динамичное и удивительно стабильное одновременно. В случае стазиса конфликт — это не способ решения противостояния, но то, что позволяет его поддерживать. Это перманентное противостояние, которое консервирует текущее положение вещей. Ему также свойственна открытая граница между частной и публичной сферами, где публичное постоянно захватывается силой, а личное претендует на то, чтобы стать новой общественной ценностью.

В этом новом значении понятие стазиса позволяет объяснять как геополитические процессы (в частности, инспирированные сырьевым капиталом войны, где с помощью средств пропаганды частный интерес маскируется под «национальный»), так и микропроцессы — от деятельности частных музеев современного искусства до приватизации публичного пространства. За примерами далеко ходить не нужно. Довольно показательным, хоть и совсем микромасштабным воплощением этой логики является незаконно размещенный рекламный баннер на заборе вокруг Украинского института научно-технической экспертизы и информации, известного как «Тарелка» на Лыбедской. По указу соответствующих инстанций его должны были демонтировать еще в 2017 году, однако несмотря на его статус, появившиеся распоряжения и существовавшие до его установки нормы этот кусок ткани продолжает висеть на заборе, утверждая своим присутствием «то, как это делается».

Гораздо более примечательный образец такой динамичной стабильности за счет публичной сферы — торговый центр Ocean Plaza, к слову, сплошь увешанный незаконной рекламой. Сейчас по инициативе украинского олигарха Вагифа Алиева продолжается захват Лыбедской площади: на средства Алиева строят огромный Ocean Mall. Оккупация физического пространства города, экспансия относительно времени и внимания горожан, ущерб, наносимый окружающей среде, — этот список может быть дополнен посягательствами на один из самых ярких образцов советского архитектурного модернизма — «Тарелку», которая, по замыслу застройщиков, будет служить входом в новую часть ТЦ. Риторика представителей интересов Алиева вращалась вокруг общественной пользы нового места, его необходимости для города: публичный интерес, которому в этом случае будет причинен вред, сфальсифицирован под «интересы горожан».

Приватизация публичного, риторика острой необходимости частного и консервация текущего положения вещей — это разыгранный сценарий стазиса. Но возможно ли будущее по завершении этой трагикомедии? Это отнюдь не риторический морализаторский вопрос, после которого от читателя ожидается осознание своего общественного долга (этот жанр, кажется, немного устарел). Можем ли мы представить, какой мир ожидает нас, скажем, через сто лет? Вопрос крайне странный в океане спама, очерченного значительно меньшими временными промежутками, но все же важный.

Космос

Здание «Тарелки» сегодня — один из самых интересных вариантов ответа на этот вопрос. Несмотря на угрозу экзотизации советского культурного наследия, все же есть необходимость обратиться к нему, прояснив условия, на которых это обращение возможно. Здание построено по проекту архитекторов Флориана Юрьева и Льва Новикова в 1971 году. С тех пор и по сей день в нем находится Украинский институт научно-технической экспертизы и информации. Чтобы решить проблему узкой территории, отведенной под застройку, архитекторы «подвесили» значительную часть конструкции, опорные элементы которой скрыты под землей. Одна из самых узнаваемых частей здания, также связанная с этим решением, — кинолекционный зал, который с улицы выглядит как летающая тарелка. Сначала зал должен был стать цветомузыкальним театром, но, не в последнюю очередь из-за решения чиновников, план не был воплощен.

Такой (задуманный, но не воплощенный) театр самым непосредственным образом связан с практическими исследованиями цвета звука, которыми уже не один десяток лет занимается Флориан Юрьев. Экран в зале должен был использоваться для проекции фильмов и светомузыкальных произведений, а форма помещения способствовала бы тому, чтобы по залу расходились волны цветного света. Сферический потолок обусловливает акустику, при которой звук одинаково хорошо достигает зрительниц и зрителей во всех 500 местах зала. «Тарелка» — это не метафорическое, а вполне физическое воплощение результатов изучения цвета звука: форма здания способствует игре и взаимоналожению волн звука и волн цветного света. И именно с этим связана тема космоса.

Форма «Тарелки» обусловлена ​​широким интересом послевоенной советской культуры к космосу и популярным тогда нарративом о колонизации космоса как высшем достижении человечества. Это толкование, хотя ему и сложно возразить, все же вряд ли является достаточным. Из обоснования Флорианом Юрьевым собственной системы цветописи становится понятно, что для художника космос — это не только пространство за пределами Земли.

Во втором томе своей книги «Гармония сфер» изобретатель цветописи пишет о космосе как о мифологической категории в мировых религиях, как о «тайне», которую может раскрыть художник. Словом, Юрьев пишет о космосе скорее как о чем-то близком к мирозданию, — мире, организованном определенным образом. Космос — это «карта» мира, территория для существования как продукт творчества, над которым Флориан Юрьев работает на протяжении почти всей жизни и который вряд ли можно от этой жизни отличить.

Вероятно, «Тарелка» является воплощением обоих этих пониманий «космоса», а цветопись — одним из изучаемых художником космических принципов, который стал возможным не в последнюю очередь благодаря научно-техническим достижениям «космического века». Связанные с цветом звука наработки — это, кроме прочего, предложение обратить внимание на материальность мышления и знаковых систем, описать коммуникацию как физический, когнитивный и психический процесс одновременно. Такое внимание к гибридным, перекрестным зонам (Флориан Юрьев в таких случаях обращается к слову «синтез») делает возможным другой, экспериментальный режим телесности или, по крайней мере, телесных практик: будем ли мы чувствовать свои тела так же, как сейчас, если цветопись будет интегрирована в школьные учебники, принципы застройки городов, мессенджеры?

Представление советского художника о космосе как о мироздании, где цвет, чувства и смыслы перетекают друг в друга, кажется очень актуальным сегодня, когда о космосе принято думать как о неисчерпаемой свалке ресурсов, куда человечество может «переехать» после экосистемного коллапса, созданного им на Земле. Хочется мечтать о мире, где будущая «гармония сфер» будет иметь возможность воплотиться рядом с аналогичными проектами культурного творчества, другими космосами — даже если за ними не стоят финансы олигархов. В конце концов, не из таких ли «космосов» соткана культура? Как и здание «Тарелки», большая часть вещей и образов повседневного обихода являются следами чьих-то «миров».

Симбиоз

Память — нередко одна из важнейших тем в разговорах о будущем. Решающими для судьбы «Тарелки» стали усилия архитектора, активисток и активистов, которые отстаивали сохранение оригинального замысла здания. Сегодня здание УкрИНТЕИ внесено в реестр памятников архитектуры и монументального искусства, поэтому угроза застройки сейчас уже не так страшна, как раньше. Новый статус сооружения — это результат длительной активистской работы, в том числе и самого архитектора, который публично его отстаивал. Это результат активизма памяти.

Это странное словосочетание «активизм памяти» призвано указать на непрозрачность и неавтоматичность наследственности в культуре. Хотя в повседневном опыте память тоже переживается как невольный, необремененный усилиями процесс, в культуре она всегда является результатом кропотливой деятельности и имеет свои материальные воплощения: в книгах, зданиях, фильмах, сказках и даже в языковых оборотах. Все эти воплощения должны быть кем-то изготовлены, сделаны — отсюда и речь об активизме.

В случае отстаивания «Тарелки» этот активизм разворачивался на манер архитектурного произведения между искусством и «улицей» — прямым активистским действием, которое сегодня в значительной мере функционирует в поле медиа. Среди сделанного — многочисленные публичные события, обнародование проблемы в социальных сетях и участие в пресс-брифингах инициативы #savekyivmodernism, события, организованные Центром визуальной культуры (в том числе международная биеннале «Киевский интернационал»), альтернативный проект восстановления здания и мерч с изображениями киевского архитектурного модернизма «Да-стиль», который, кажется, довольно удачно сработал на популяризацию проблемы.

Далеко не последнюю роль сыграли срежиссированный Алексеем Радинским документальный фильм «Цвет фасада синий», который вскоре дополнится полнометражной картиной под рабочим названием «Свидетели Флориана», сейчас находящейся на финальных стадиях изготовления.

Эти показания культуроохранного активизма немало сообщают о том, как можно в этом смысле понимать культурную память. Документальное кино — это, кажется, совершенная модель такого запоминания: материалом фильма являются зафиксированные на видео события, которые, по большому счету, имели бы место и без этого фильма, но операторская работа, монтаж, режиссура и продюсирование картины делают из этой документации самостоятельное произведение, или культурную вещь, — вероятно, она и сама когда-нибудь потребует такого «припоминания». Как удачно сказала режиссерка американского киноавангарда украинского происхождения Майя Дерен, чтобы получить новое, нужно сложить вместе имеющиеся элементы.

Активизм памяти — это не просто сохранение и не просто сопротивление уничтожению прошлого. Такой активизм — это активное творчество сообществ и общности, средств сопротивления, плакатов и гифок, научных и художественных текстов, футболок и свитшотов, журналистских репортажей, кинематографа.

В этом смысле память является творчеством. Такая память — это симбиоз, диалог истории с современностью. Прошлое, а вместе с ним и культурное наследие для активизма памяти — не обязанность и не то, за что нужно отомстить, а созвездия будущностей, которые могут воплотиться. Но значительная часть советского культурного наследия до сих пор нуждается в «припоминании» и «запоминании»: в частности, здание Детского мира на Дарнице. Мало того: даже на «Тарелке» до сих пор висят легально установленные несколько квадратных метров рекламной конструкции — «несколько квадратных метров будущего для вашего лого».