Признания убийцы еще недостаточно для передачи дела в суд. Необходимо найти труп, провести следственный эксперимент, установить личность жертвы. Поиски тел жертв Кузьменко – это дюжина отдельных детективных историй.
Вечереет, музыка в кафе становится громче. Сушко кипятится:
– Кузьменко не мог вспомнить детали. Времена года у него были двух видов: холодно и тепло. Женщин вообще не может описать. У него три категории: молодая (где-то до 40 лет), просто женщина (от 40 до 60-ти) и пожилая (после 60-ти). Все! Больше никаких индивидуальных признаков. Мы тогда перелопатили кучу отказных материалов…
– Это как?
– Ну это когда милиция отказывалась уголовное дело возбуждать. А было и такое, что по одной жертве было открыто сразу два дела. Одно по факту пропажи, второе – когда нашли настолько почерневший труп, что установить личность невозможно. По-разному было. Помню, искали немую. Кузьменко ее изнасиловал и задушил в районе дачного кооператива возле Одесской трассы, а тело в кусты бросил. Женщина худенькая, маленькая, тело быстро скелетировалось. Кузя показывает: здесь должен быть труп. Я местных правоохранителей спрашиваю: где?
Сушко вздыхает, с некоторой тоской заглядывает в стакан с минералкой, подзывает официанта и заказывает бокал пива. Когда пиво приносят, делает большой глоток и продолжает:
– Вспоминают: был когда-то труп, был… Я: «Где?» – «Увезли в Фастов». – «Почему в Фастов?» – «В Василькове судмедэксперт был в отпуске». Едем в Фастов. В Фастове вспоминают: что-то было.
– А родственников не опрашивали?
– Родственников не было, одинокая женщина, глухонемая. Дачники ее видели. Была женщина, ходила с цветочками, потом исчезла. Вот и все. Никому не нужна. Так вот, в Фастове накрываю поляну, наливаю экспертам. Пока бухали, нашли какой-то журнал. Листали-листали… Говорят: исследовали! Номер такой-то. Побухали еще, нашли копию заключения. Хорошо. Осталось одно: труп где? Не знают, помнят, что долго лежал. Скелет он же не воняет. Короче, я при них достаю телефон, набираю, говорю в трубку: «Вася, привет!» Обвожу их взглядом: пятеро. Ну и продолжаю: «Вася, обзвони мне райотделы, пять камер выбери в разных районах!» Эксперты перепугались: «Что ты делаешь?!» – «Не бойтесь, – говорю, – пацаны». Наливаю: «Давайте, может, в последний раз бухаем». Один из них кричит: «Вспомнил, вспомнил! Коммунальщики забрали!»
Голос Сушко перекрывает песню Эми Уайнхаус: «Black, black, black…»
– На следующий день мы начали теребить коммунальщиков. Те: «Труп был, но мы его отдали в похоронное агентство «Петр Великий».
– Ну и название.
– Да. Хорошее агентство, в детском садике находится. Там нормальный такой выбор гробов и вообще. Петр Пантелеймонович его возглавлял. Во такой мужик, царствие ему небесное. Хорошее агентство, район им землю выделил под кладбище. Они что делают. Часть территории – частное кладбище, часть – место захоронения неопознанных лиц, бездомных… Петр Пантелеймонович для этой социальной категории устроил все как положено: с гробом, со священником, с отпеванием. Все по-людски. Единственно что, памятники не ставили, а ставили металлические таблички с номером.
Эми Уайнхаус не унимается: «I go back to…» («Я возвращаюсь…»). Музыка становится чуть громче, голос Сушко тоже. Две реальности накладываются друг на друга, кажется, что под эту песню где-то вдалеке, над васильковским кладбищем, по сереньким облакам идет маленькая немая женщина с желтым букетиком. По непонятной причине она хочет, чтоб ее нашли. Это важно. I go back to…
– Когда мы приехали делать эксгумацию – чисто поле.
– То есть?
– Табличек нет – на металлолом стибрили. Что делать? Прибегает директриса кладбища. Выпившая. Показывает единственную зацепку – там среди этого поля кому-то памятник поставили. Вы мультик «Остров сокровищ» смотрели? Ну вот. От этого памятника тридцать два шага в одну сторону, потом тридцать два шага в другую… Потом лопату тыць – и копайте. Работаем: менты «греются» (с собой привезли), гробокопатели роются… Все как положено. Но долго. Метр прокопали, два, три… А гроба нет. Э-э-э, говорю. Директриса опять шаги отсчитывает, показывает место в сторонке. Рылись-рылись, в какую-то крышку уперлись. Достают гроб, открывают, а там…
«Black, black, black, black…»
– … А там лежит какая-то баба. Рыжая. Без ноги. Воняет – недавнее захоронение, а нашему должно быть года три. Явно не та. Я сразу звоню по райотделам, прикидываю, сколько на этот раз мне камер понадобится. Все, думаю, всем капец. Директриса кричит: «Ой не надо, не надо». Спрашиваю: «Вы кого похоронили? Нога где?» Переполох, скандал. Прилетает Петр Пантелеймонович. Долго что-то меряет, лопату тыць – отуто…
– Нашли?
– Да!