Поколение в ловушке. На примере одной смерти Заборона исследует, какое место в жизни миллениалов занимают страх и стыд, и чем они опасны
СТОРИЗ
Это Паша Николаенко. До карантина он готовил коктейли в киевском баре Tom Sour, также известном как Кислый Том.
Друзья говорят, что по кудрявой шевелюре и наколке Stay Ugly на фалангах пальцев Пашу знало пол Киева.
Фото: Facebook Паши Николаенко
Паша любил барменское дело, хорошую компанию и панк.
А еще Паша любил Иру.
В этой уютной квартире в одном из столичных спальников Паша с Ирой прожили четыре года. Съехались почти сразу после знакомства. И с тех пор все делали вместе: тусовались, путешествовали, выращивали на подоконнике мяту для Пашиных коктейлей.
В этой же уютной квартире Паша повесился. Опергруппа, приехавшая на вызов, подумала, что он был альпинистом – таким замысловатым был узел на веревке. Было видно, что он долго к этому готовился.
Шокированные друзья и знакомые списали самоубийство на карантин – якобы парень не выдержал давления безденежья и изоляции. Но все оказалось сложнее.
Это Морж – известный киевский бармен и близкий друг Паши. Они познакомились в Крыму много лет назад.
«Я работал в панк-баре – месте нетипичном для Севастополя. И любые чуваки, которые выглядели прикольно – с ними надо было быстро законтачиться, чтоб они заходили почаще. Павлик был кудрявый, рыжеволосый, татуированный, с тоннелями. Мне это импонировало», – вспоминает Морж.
В 2014-м после переезда в Киев Морж позвал Пашу в бар – работать вместе. Бок о бок они провели шесть лет, переходя друг за другом из заведения в заведение.
Фото: Facebook Паши Николаенко
По приезду в Киев Паша познакомился с Ирой.
У 20-летней Иры был трудный период – родители поймали ее за употреблением наркотиков и посадили под домашний арест.
Паша был старше на пять лет, быстро влился в доверие Ириной маме и стал единственным человеком, с которым она отпускала ее из дому.
Фото: Facebook Иры Лазаренко
«Я влюбилась в Пашу сходу – он стал моим спасательным кругом, который вытащил меня во взрослую жизнь. Когда я приходила в бар, где он работал, Паша кричал: «Смотрите все, моя девушка пришла!», – рассказывает Ира.
Первые три года у Паши с Ирой все было хорошо. Они переехали в Ирину квартиру. Паша работал в баре, Ира – парикмахером. С заработками было не очень, но деньгами помогали Ирины родители.
Фото: Facebook Иры Лазаренко
Помимо работы Паша постоянно увлекался новой деятельностью, но редко эти начинания давали результат.
«Паша был из людей, которые много чего генерируют, много придумывают прикольного, но нихуя не заканчивают. Этот багаж нереализованных желаний и идей копился. И вылился в депрессивное состояние», – считает Морж.
За барной стойкой Паша все больше выпивал и, возвращаясь домой, вел себя агрессивно.
«Впервые Паша избил меня, когда мы ездили в Херсон, в гости к его маме. Мы поссорились, он несколько раз меня ударил и начал душить. А потом сделал из ремня виселицу и полез на дерево – вешаться. Я схватила его за ноги, говорю: «Ты что, дурак? Слазь», – вспоминает Ира.
Когда Паша протрезвел и увидел у Иры синяки – попросил прощения. Ира простила.
В это время у Паши появилось новое увлечение – клубная жизнь. Он слушал электронную музыку, пытался писать собственные треки и начал проводить время на Кирилловской – в одном из столичных клубов. По словам Иры и его друзей, он плотно подсел на наркотики.
«Изначально это были колеса [экстази], потом амфетамин, кетамин. Чаще всего это все смешивалось, скрещивалось. Ну и плюс алкоголь», – рассказывает Ира.
«Период Павлика на Кирилловской – это пиздец нахуй. Это была единственная тема для разговоров. Я на Кирилловской то, я на Кирилловской это. Это как какая-то, блядь, воскресная церковь», – вспоминает Морж.
Когда начался карантин, бары и клубы закрылись. Паша с Ирой остались дома наедине друг с другом.
Поначалу все стало налаживаться – Паша радовался карантину, воспринимал его как возможность писать музыку и какое-то время действительно это делал. Но его интерес быстро иссяк, как часто случалось прежде.
Ради денег Паша время от времени подрабатывал выездным барменом на частных вечеринках. По словам Иры, там он напивался и продолжал употреблять наркотики. Домашние драки стали происходить чаще.
Фото: Facebook Паши Николаенко
Ира никому ничего не рассказывала – ни друзьям, ни родителям. Ей было стыдно: «Я все время маме врала, что это я с подругой в баре подралась. Что на шее – это засос, а не синяк».
Несмотря на это, со стороны Паша с Ирой выглядели как обычная счастливая пара.
Это Макс, друг Паши.
«Я, если честно, не замечал, что у Паши с Ирой были какие-то личные проблемы. Я никогда не сталкивался с насилием в семье, потому я просто не думаю про такие вещи. Как белый человек не думает о проблемах черных людей или как гетеросексуальный – не думает о проблемах ЛГБТ», – рассказывает Макс.
В последнее время к Пашиным проблемам с алкоголем и наркотиками добавилась еще одна. Его друг Юра рассказывает, что Паша сомневался в своей гендерной идентичности. И хотя близкие люди отнеслись к этому с пониманием, Паша чувствовал дискомфорт.
«Ты не можешь в гетеронормативных отношениях мужчина-женщина дать своей внутренней Анжелике полный зеленый свет – ну не стать женщиной, допустим, а как-то расплыться в своей гендерной идентичности, чтобы это было приемлемо славянскому человеку с постсоветского пространства», – размышляет об этом Юра.
Ира новую Пашину идентичность принимала, но он стеснялся с ней об этом говорить. «Когда Паша стал ходить по клубам, увидел всю эту свободу, начал очень странно наряжаться в мою одежду. Я это приняла, только просила не показывать это при моих родителях – они бы не поняли», – рассказывает девушка.
Накануне самоубийства Паша сильно выпил. Ира долго уговаривала его лечь спать. Тогда он разозлился и избил ее, на этот раз очень сильно. Она даже кричала в надежде, что соседи вызовут полицию. Но полиция все не приезжала. Тогда Ира убежала из дома.
«Я ехала в машине и все время смотрела на свое отражение в зеркале. Смотрела на свое лицо и осознавала, что он со мной сделал», – вспоминает Ира.
Утром Ира вернулась в надежде поговорить. Но разговор не клеился. Тогда она попросила Пашу собрать вещи и уйти.
«Я надеюсь, ты меня когда-нибудь простишь», – такое сообщение Ира получила спустя несколько часов. Вернувшись домой, она обнаружила Пашу мертвым.
Морж произнес прощальную речь на похоронах. Он говорит, что понимает, какие причины были у Пашиного поступка. Но думает, что проблемы, которые побудили его на самоубийство, присущи многим 30-летним и связаны с воспитанием и социализацией.
«Мы – миллениалы – в ловушке. Мы поколение, которое растили советские родители, вышедшие из системы, которая культивировала стыд, – считает Морж. – Нам стыдно говорить друг другу о важных вещах, стыдно признаваться в любви, стыдно рассказать, что тебя бьют дома. Стыдно признаться в том, что ты внатуре хочешь сменить пол. Потому что нас никто не научил, что можно транслировать себя этому миру, как тебе заблагорассудится».
«У нас в семье принято держать эмоции при себе. Мы не плачем, мы в них варимся дальше», – говорит Ира. После смерти Паши у нее были панические атаки. Друзья поделились контактом психолога.
Сейчас Ира посещает психотерапевта и планирует продолжать это делать, потому что боится снова оказаться в отношениях, напоминающих bad trip. Она оставила старую работу и собирается вернуться к обучению.
Мы существуем благодаря нашим читателям.
Стань патроном Забороны.
Go to page
We're sorry, it looks like your browser doesn't support this experience.