Женщинам разрешили поступать на инженерные и архитектурные факультеты в 20-х годах прошлого века — то есть около ста лет назад. Но в университетах сами преподаватели до сих пор называют архитектуру «мужской профессией», а на руководящих должностях сложно найти женщину. В партнерстве с Энциклопедией Архитектуры Украины (ЭАУ) Оксана Семеник рассказывает, существует ли «женская» архитектура, почему в архитектуре так мало известных женщин и почему они вынуждены уходить из профессии.
Исторический фокус
В 1920-х годах австрийская архитекторка Маргарете Шютте-Лихоцки придумала «франкфуртскую кухню», которая считается прототипом современной кухни. В те времена стандартная кухня совмещалась со столовой. Маргарете Шютте-Лихоцки спроектировала кухню, где всё необходимое располагается на расстоянии вытянутой руки. Это оптимизировало и облегчало рабочий процесс.
«Франкфуртская кухня» стала возможной благодаря серии социальных и промышленных революций, когда вектор архитектуры изменился с «патриархального» на более демократический. Появилась тенденция учитывать “женский вопрос”.Тогда, на волне модернизма, начали появляться такие высшие учебные заведения, как Баухауз — революционный институт в плане обучения и подходу к архитектуре и планированию. А с ними появились и «женщины Баухауза» — целая плеяда смелых архитекторок и дизайнерок. Марианна Брантдт придумала чайник, светильник, кухонные предметы в современном виде, Маргарет Хейман-Лебенштейн основала керамическую фабрику посуды с мужем, Исе Гропиус была правой рукой директора Баухауза и архитекторкой Дома Мастеров в Дессау.
В Украине в советский период было много архитекторок. Но им разрешили поступать на архитектурные и инженерные факультеты только в середине 20-х. Учиться нужно было 6 лет, поэтому в профессию они вошли уже в 30-х годах, когда начался так называемый «сталинский поворот». В архитектуре, литературе, искусстве и других сферах культуры, модернизм и авангард запрещался, везде насаживался соцреализм и пропаганда, прославляющие Сталина и партию. Женщины-архитекторы не застали расцвет модернизма и конструктивизма, в работе с которым можно было показать творческий подход и свободу. Модернизм в архитектуру они начнут возвращать самостоятельно только через несколько десятилетий.
От «жен инженеров» до «прозрачной архитектуры»
«Я видела один архитектурный журнал 30-х, который посвящен женщинам и приурочен к 8 марта. Тексты написаны в возвышенном и снисходительном тоне. Мол, “она рисовала романтические рисунки, а теперь проектирует заводы” или “представляете, у нее даже ребенок есть”», — рассказывает исследовательница архитектуры Евгения Губкина. В 2018 году она стала соавторкой книги “Советский модернизм. Брутализм. Постмодернизм”, вышедшей в издательстве “Основы” совместно с немецким DOM Publishing. Большая часть исследований Губкиной посвящена роли женщин в украинской архитектуре.
Исследовательница вспоминает историю Нины Манучаровой, которая проектировала стадионы («Динамо» в Киеве), заводы («ФЕД» в Харькове), социалистические города и другие объекты. Но иллюстрацией к её «профайлу» в том же архитектурном журнале поставили акварельные рисунки.
В 1930-х существовало издание «Жены инженеров» — про жен советской инженерной элиты. На фотографиях они кормят грудью младенцев, шагают в спортивной форме с детьми. Девочки шьют и готовят, танцуют балет и играют на пианино, мальчики — читают книги, смотрят в микроскоп, рисуют Сталина. В гендерных студиях подобные вещи называются «возвращение женщин домой», когда уже эмансипированным женщинам напоминают, что их дело — рожать детей, хранить семейный очаг и угождать мужчине.
Уже во время «оттепели» архитекторок стали больше замечать, а сама архитектура перестала быть тоталитарной. Это, например, прослеживается в работах украинки Натальи Чмутиной. Одна из самых известных ее работ, в соавторстве с Владимиром Заболотным, — нынешнее здание Верховной рады Украины. Оно сделано в стиле сталинского ампира: большие колонны, лепнина, а само здание «нависает», «давит» своей массивностью. Однако Чмутина как соавторка проекта мало где упоминается. А сталинскую премию в итоге получил только Заболотный.
Уже в 50-х Чмутина совершает радикальный поворот — её архитектура становится более модернистской. Например, санаторий «Тарасова гора» в Каневе. «В нем ощущается очищение от сталинского прошлого: само здание прозрачное, а под ним даже можно пролезть [здание сделано как будто “на ножках”], – говорит Губкина. – Женская архитектура — она часто именно манифестная. Прозрачность здания можно трактовать как заявление Чмутиной о том, что общество уже знает о сталинских преступлениях, что есть желание прозрачной системы, что террор не должен повторяться». Исследовательница говорит, что архитекторы работают в первую очередь со смыслами, но не все понимают «буквы и слова архитектуры».
О ком еще нужно знать: Алла Анищенко (отель «Лыбедь», крытые рынки в Черкасах, Харькове, Ровно и «Железнодорожний» и «Печерский» в Киеве), Евгения Мариниченко (Дворец «Украина»).
Невидимый труд
В брежневские времена началась эпоха больших проектных институтов. В них работало очень много сотрудников, а институты брались за новые города, новые районы, большие заводы и не только.
«Профессия архитектора — это о власти, больших ресурсах, деньгах и социальных привилегиях, — размышляет Губкина. — Во время своих исследований я не нашла ни одной женщины-директорки подобного института. Тогда, как бы женщина ни работала, как бы ни умела управлять коллективом, мужчина все равно будет выше. Это видно, например, если смотреть на историю стройки Славутича».
Губкина в 2015 году написала архитектурный гид по самому молодому украинскому городу Славутичу для немецкого издательства DOM Publishing, и провела много бесед с архитекторами и проектировщиками, которые создали город с нуля в 1986 году после аварии на Чернобыльской атомной станции.
«Мужчины поставили задачу построить город мечты за два месяца, на фотографиях в музее Славутича тоже мужчины, разве что где-то сзади одна женщина из Латвии, — вспоминает Губкина. — А всех женщин, которые делали чертежи и все остальное — их как будто не было. Создается впечатление, что всё делали мужчины. Когда ты спрашиваешь у них об этом опыте, они будут говорить про важность светотеневого контраста, политические моменты, урбанизм. Женщины — о социальной ответственности, о том, как они плакали перед телевизором из-за аварии на ЧАЭС и чертили с мыслью о людях, которые не смогут никогда вернуться домой».
Современная дискриминация
До сих пор в университетах к студенткам относятся более пренебрежительно, чем к парням. Многие архитекторки рассказывают, что еще в университете преподаватели начинают «давить» на молодых девушек. Преподаватели архитектурных факультетов используют такие фразы, как «Проектируешь как девочка», «архитектура — не женская профессия», «всё равно в декрет уйдешь». С другой стороны, по мнению Катерины Кушнаренко – основательницы небольшого дизайн-бюро arkush buro – на факультетах архитектуры в целом сложно учится, поэтому этот опыт оставляет моральный след. Но разговоров о том, что женщины хуже проектируют или плохо работают, нет ни среди клиентов, ни среди коллег-архитекторов.
«С заказчиками особенно нет проблем, а вот на стройке разное бывает. Без “ой пришла девочка, что-то нарисовала” не обходится, – говорит Кушнаренко. – В целом, мне пришлось проговорить два-три раза, что из-за того, что я девочка, ничего не следует. Обычно подобное отношение показывают люди или старше, или низкой рабочей квалификации». При этом, Катерина считает, что мужчинам-архитекторам проще: их мнению априори доверяют, а женщине это нужно еще как-то доказать.
Дискриминация появляется, когда приходится делать выбор между семьей и карьерой. Чтобы вернуться в профессию после декрета, женщине нужно все начинать с нуля. Раньше женщины часто уходили из практики ради мужа-архитектора. Гендерные исследования креативных индустрий, куда входит и архитектура, подтверждают, что этот выбор до сих пор приходится делать.
«Низкая экономическая активность женщин в целом объясняется бременем материнства и уходом за ребенком; для них больше подходит работа с гибким графиком, поскольку они имеют и другие обязанности (женщины должны выбирать). Во всех странах, рассмотренных в этом исследовании, опрашиваемые подтверждали, что родительские и домашние обязанности намного больше препятствием для достижения успеха среди женщин, чем среди мужчин», — говорится в исследовании гендерного равенства в культурных и креативных индустрий от British Council в 2018 году.
«Если ты уходишь из практики — значит не архитекторка»
Так, из-за выбора «семья» или «прибыльная сфера» многие уходят из профессии насовсем. Часто они не видят перспектив для развития: можно быть «рабами» в архитектурном бюро и работать только на имя владельца. Если раньше архитекторы работали в основном в больших проектных институтах, то в 90-х начали появляться небольшие бюро, где работает несколько десятков человек. В основном, они названы именем одного человека, а другие члены команды редко упоминаются.
«Заниматься городской архитектурой у нас сложно. Есть архитекторы, которые делают большинство больших проектов, а делать проекты в стол неинтересно и неправильно. Дизайн интерьеров — куда уходят многие архитекторки — это работа с частными заказчиками, а значит больше вариантов для сотрудничества. Архитектуру с дизайн-бюро мы тоже делаем, но частную: дома, коттеджи», — рассказывает Катерина Кушнаренко.
То, что архитекторкам не хватает возможностей для работы и развития подтверждает и Нана Гольденберг, архитекторка из Одессы, участница проекта ЭУА. После окончания строительной академии, она чувствовала себя опустошенной. На последнем курсе увлеклась урбанистикой и алгоритмической архитектурой, начала изучать западные строительные нормы и в целом подход к проектированию архитектуры и городской среды, но в академии архитектура сводилась к изучении стилей. Идти в бюро и заниматься интерьерами или в девелоперскую компанию заниматься чертежами ей не хотелось.
«Я не увидела возможности заниматься тем, что мне интересно и развиваться в этом направлении здесь. Мне хотелось заниматься аналитической работой, решать сложные проблемы, я много читала про то как новые технологии помогают собирать данные и решать проблемы городской среды или проектировать ее качественно. Я поняла, что меня больше интересует технологическая сфера, поэтому ушла в IT. Я бы с удовольствием работала в сфере архитектуры и урбанистики, но уже с позиции моей новой профессии», — рассказывает Нана.
Одна из причин, почему архитекторки не возвращаются в профессию — это мнение в среде, что если ты не практикуешь несколько лет — значит, уже не можешь называться таковой. Вопрос «куда уходит больше 50% выпускниц архитектурных вузов» актуален не только для Украины, но и других стран. В Вене этому вопросу была посвящена большая конференция Claiming spaces в октябре 2019 года. А в 2018 году вышла статья в New York Times «Где ВСЕ женщины-архитекторки?». В исследовании говорится, что только 17% выпускниц архитектурных вузов становятся руководительницами бюро или топ-менеджерами.
В том же году инициатива «Equity by Design» опросила более 14 тысяч женщин-архитекторок со всего мира, и оказалось, что есть несколько общих проблем: почти все из опрошенных получают меньше, чем мужчины; большинство теряет работу и социальные привилегии после декрета; компании и бюро, в которых они работают, не заботятся о гендерном равенстве и в целом о комфорте сотрудников.
«Ответ» на эти исследования от молодых архитекторок не заставил себя ждать. В популярном международном издании Architect Newspaper вышел текст «Перестаньте спрашивать где архитекторки, мы здесь». Они пишут, что вместо исследований о гендерном неравенстве нужно больше писать о них. Сами архитекторки любят задавать вопрос, который показывает видимость женщин в профессии: помимо Захи Хадид, сколько архитекторок вы можете назвать?
