Родители — это первые люди, от которых дети получают опыт любви, заботы, безопасности и отношений. Но что происходит, когда родители не могут быть взрослыми — например, из-за болезни? Тогда дети взрослеют слишком быстро, меняются с ними ролями и не успевают побыть детьми. Журналистка Забороны Алена Вишницкая поговорила с девушкой, которая с детства была вынуждена заботиться об алкозависимой маме и расспросила ее, как это повлияло на ее жизнь после совершеннолетия.
От редакции: Мы не указываем фамилию героини, поскольку в тексте речь идет о ее близких.
Коктейльчик
Когда Тане было десять, она начала замечать, что с мамой что-то не так: та стала постоянно и много плакать. Таня у нее спрашивала, что случилось, но она отвечала, что ничего, ничего, просто очень грустно. Ее огорчали даже мелочи — а порой даже их не требовалось. Иногда мама говорила, что плачет, потому что так и не смогла никого полюбить после того, как разошлась с Таниным папой, и ей грустно, что у ребенка нет отца.
Таня с мамой жили в Киеве — в квартире с маминой сестрой-близнецом, ее дочерью и бабушкой. У всех была своя жизнь, у Тани с мамой была отдельная комната, и в их дела никто особенно не вмешивался.
«Когда я приходила домой после школы, мама почти всегда спала. А когда не спала, то пила «коктейльчики». Так это называлось. Я замечала ее со стаканом, тянулась к нему — и мне отвечали, что это не мое, это «коктейльчик», — вспоминает Таня. «Коктейльчиком» была водка с соком.
Мама еще пыталась как-то работать, но с каждым месяцем это удавалось все хуже. Она была художницей, много времени проводила в мастерской, где в целом почти все любили выпить: «Но ее друзья выпивали только тогда, когда тусили, а она продолжала это делать днем, в будни, в середине дня, утром, нон-стоп», — вспоминает Таня.
Таня пыталась договориться. Мол, «давай ты не будешь пить с Нового года, начнем новую жизнь». Обычно договоренность действовала несколько дней. Дальше в мамину жизнь довольно быстро возвращались «коктейльчики». Таня начала искать по квартире бутылки и знала все тайники.
«Не знаю, сколько мне было — может, лет 12-13 — но у меня была навязчивая мысль, что надо постоянно контролировать, чтобы мама не пила», — вспоминает девушка.
Таня довольно быстро поняла, что обращаться к маме за помощью бессмысленно: та выпадала из жизни, могла не реагировать на приветствия или обращения дочери. Однажды у Тани заболело сразу несколько зубов — боль была адской, а что делать в такой ситуации, девочка не знала. Она разбудила маму — та ответила, что ей не до этого, она спит. Те три зуба Таня потеряла довольно быстро, сейчас на их местах импланты.
Когда мама не пила и не спала, она ходила в магазин пополнять запасы алкоголя. Таня прятала от нее ключи, но мама была сильнее.
Через некоторое время мама совсем перестала о себе заботиться. У нее не было сил сходить в душ или почистить зубы: она могла не делать этого неделями. Таня водила маму к врачу — идти сама та отказывалась. Мыла ей голову, искала чистую одежду в шкафу, водила за ручку в ванну.
Таня перестала приглашать домой друзей, да и сама не хотела там бывать.
«Мне было стыдно. Я чувствовала себя не такой, как все, — худшей. Я ничего не могла рассказать о своей маме. Самое плохое, что могло произойти — это случайно встретить одноклассников на улице. Видно было, что мама много пьет: этого не могла скрыть никакая чистая одежда», — вспоминает Таня.
Несмотря на это, выводить маму за пределы квартиры девочка пыталась регулярно — все, чтобы отвлечь ее от алкоголя. Таня придумывала совместные походы в магазин или в парк, устраивала дома кинопоказы, просила сшить какие-то вещи. Раньше, еще когда мама чувствовала себя хорошо и не пила, она любила шить и занималась спортом, поэтому Таня хваталась за нити из этой прошлой жизни и тянула маму в магазин тканей или на какие-то соревнования. Эти методы действительно работали, ей становилось лучше — на день или два. А потом приходилось придумывать что-то другое.
Взрослая
Родители — это что-то вроде кокона, говорит психологиня Елена Казакова. Ребенок должен побыть ребенком, а если этого не происходит, то все остальные процессы во взрослой жизни требуют значительно больших усилий. Есть риск, что человек всегда будет делать что-то хорошее для других, но не для себя.
«Ребенок в детстве должен насытиться от взрослых: побыть с ними, даже поконфликтовать с ними, утешиться у них, получить любовь. Первый опыт всегда дает взрослый. Если на ребенка рано сваливается много взрослой нагрузки, он может просто этого выдержать. У него еще нет внутренней опоры, ребенок чувствует голод эмоциональных отношений. Именно от родителей он должен получить эту заботу, прежде чем давать ее сам», — объясняет психологиня.
Когда ребенок начинает заботиться о взрослом, который не может справиться сам, — это о выживании, уточняет экспертка: «Ребенок хочет удержать возле себя взрослого хотя бы для того, чтобы вырасти физически и не быть одному. Он сохраняет взрослого, но одновременно и заботится о своей безопасности: такое выживание». Именно поэтому, добавляет она, дети часто возятся с алкозависимыми, пытаются улучшить состояние родителей — сделать все, чтобы не потерять связь.
«Даже присутствие спящих папы или мамы на диване дает ребенку хоть какое-то ощущение стабильности. А объект стабильности должен быть: без этого не выжить», — объясняет Казакова.
Мама или папа — это люди, которые закладывают основу эмоциональных отношений.
«Важно все: тепло, забота, прикосновения, увлечение ребенком, утешение его, переживание и положительных, и отрицательных эмоций, создание ощущения безопасности. Это то человеческое, что должен получить ребенок как социальное существо. Если этого нет или человек это недополучает, впоследствии он бессознательно будет искать это в других людях и отношениях, — добавляет экспертка. — Но другой человек об этом не догадывается. Он надеется встретить взрослого, а встречает человека, которому не дали побыть ребенком».
Бабушка
О том, что у мамы, очевидно, была тяжелая форма депрессии, Таня узнала только спустя много лет, уже взрослой. Она начала консультироваться с психологами и поняла, что депрессия — это болезнь, а не просто плохое настроение. Поэтому шансов, что совместный кинопросмотр мог вернуть маму к жизни, было в самом деле мало.
Бабушка Тани была психиатриней. Она работала в больнице Павлова в Киеве, заведовала отделением детской психиатрии, но любила выписывать гомеопатию и с подозрением относилась к другим врачам.
«Я не знаю, как мы вообще выжили. Думаю, вопреки всему. Бабушка всегда считала, что все знает сама: она же врач. Мы никогда не были у других врачей. Она тоже пыталась как-то лечить маму, водила ее на какое-то кодирование и группы. Но ничего не помогало, а обращаться к другим врачам было фактически запрещено», — говорит Таня. Даже когда мама Тани вылила на себя кастрюлю с кипятком, ее лечили дома — остался шрам на полтела.
С бабушкой вообще было трудно. Таня вспоминает, что она всех эмоционально душила. Общаться с ней было сложно, даже невыносимо.
«Бабушка контролировала всех и всегда своей насильственной заботой. Она фактически заставляла тебя, чтобы она о тебе позаботилась. Была настолько навязчива со своими предложениями поесть, что-то посмотреть или послушать, что иногда хотелось просто ее убить, чтобы она перестала, — говорит Таня. — Когда мама или я отказывались, она обижалась: каждые 5 минут заходила в нашу с мамой комнату, кричала. Я (да и мама) убегала от этого в ванну, закрывалась, но она шла за мной и требовала, чтобы я не закрывала дверь. Побыть самой хотя бы минуту шансов не было. Думаю, маму это задушило».
Таня
В условиях, когда мама постоянно плачет и пьет, а бабушка кричит, о потребностях Тани никто особо не думал. Когда ей исполнилось лет 14, она уже сама ходила на секонд искать для себя какие-то вещи: дома никому не было дела, есть ли что надеть. В свободное время она читала фэнтези. Периодически бабушка запрещала и это — она забирала книги и прятала их, поэтому обычно Таня читала ночью на кровати рядом с мамой, накрыв лампочку свитером. Особенно любила «Гарри Поттера» — представляла, что сама живет в магическом мире, совсем непохожем на тот, в котором она росла.
«Все, что мне было интересно, всегда отвергали. Я хотела на плавание — мне напомнили, что в 7 лет я потеряла сознание, поэтому спортом заниматься не буду. Хотела играть на пианино — бабушка отвечала, что у меня нет слуха. И так происходило со всем. Обесценивание было главным постулатом нашей семьи», — вспоминает Таня.
Правда, до 5 класса Таня ходила на акробатику. Потом, когда мама начала пить, Таня перестала ходить на тренировки: и сама не видела в этом смысла, и дома никто не контролировал. Что Таня пропускает занятия, заметила только тренерка через несколько недель.
«Мама начала пить — и вообще все потеряло смысл. До этого я училась на одни пятерки, а в конце года едва справлялась. Я забила на учебу. Все это казалось ненужным и неважным на фоне событий дома. Я едва окончила школу и так же проучилась в институте — фигово. Не знаю, как меня выдерживали. Я приходила на пары раз в две недели. Я смотрела аниме, пряталась от реальной жизни. В фантазиях было лучше», — рассказывает Таня.
Таня переехала, как только ей исполнилось 18. Друзья семьи съезжали с квартиры неподалеку и предложили Тане комнату. Двоюродная сестра сбежала еще раньше: лет в 17 съехала к парню.
Переезд не решил всех проблем: «Просто мама с бабушкой стали уже сами вариться в своей жизни. Но они звонили мне по десять раз в день. И мама, и бабушка спрашивали, почему я их бросила, почему не помогаю, потому что только я могу это делать. Бабушка обвиняла меня, мол, я — мамина единственная дочь и должна быть рядом с ней. Мне было обидно, потому что я на самом деле помогала все равно, приезжала. Я чувствовала и ответственность: знала, что вот мы с мамой поссоримся и она будет больше пить. Но мне уже хотелось своей жизни, я уже не могла всех спасать. Заболела тетя через какое-то время, в той же квартире — у меня не было сил спасать еще и ее», — говорит Таня.
Когда Тане было 22, мама совсем слегла. Она переехала ближе, в тот же дом, чтобы заботиться о ней лежачей. Приходила утром и вечером, мыла. Через два года мама умерла. За полгода до того умерла и тетя, мамина сестра-близнец. Она тоже выпивала, и погибли они от одинаковых болезней. Перед смертью обе сказали, что уже не могут жить: у них нет на это никаких сил.
«Когда мама умерла, я почувствовала облегчение, как бы печально это ни звучало. Мама моей подруги сказала тогда: «Все, Таня, ты отмучилась». Это было странно, страшно, но это была правда».
Насилие
К мысли о том, что она не сможет разгрести психологические последствия своего детства сама, Таня пришла не сразу. После переезда у нее завязались отношения с парнем, но это не закончилось ничем хорошим.
«Конечно, это были токсичные отношения: какими еще они могли быть? В своей семье я не могла научиться строить здоровые, потому что не видела таких. У меня были неуравновешенная бабушка с гиперопекой и мама, которая не могла о себе позаботиться. И, конечно, я нашла себе человека, которого тоже надо было спасать», — вспоминает Таня.
Ее парень был из тех, кого называют абьюзерами. Он был тираном — не бил, говорит Таня, но делал все кроме этого. Контролировал, следил, обесценивал, запугивал, обвинял, изменял, врал.
«У меня постоянно происходили панические атаки, было очень сложно. Это было психологическое насилие, будто списанное из учебника. Когда он был рядом, казалось, что жизни не будет вообще», — вспоминает Таня. Эти отношения продолжались два года. Прекратить их Таня смогла только после того, как случайно попала на психологический тренинг. Потом начала ходили к психологам, разбираться, копаться в себе и выяснять, почему же ей так трудно уйти.
Отношения
То, чего человек недополучает в детстве, он пытается найти потом, потому что чувствует голод, рассказывает психологиня.
«Часто люди не могут до конца осознать и понять, чего хотят. Хотя на самом деле они хотят тепла, заботы и какого-то присутствия другого человека. Они пытаются то, что недополучили от родителей, дополучить от партнеров, друзей, а потом и от собственных детей. Бессознательно делают партнера для себя значимым взрослым — тем, на кого можно опереться, у кого можно чему-то научиться. Причем этот другой человек может даже не подозревать о таких ожиданиях», — говорит Елена.
Если эмоциональные отношения с родителями установить не удалось, люди бессознательно запрыгивают в зависимые или созависимые отношения — потому что не осознают собственных желаний и потребностей.
«Человек сначала переживает о своей безопасности, ему кажется, что он что-то получает в этих отношениях, но не понимает, что именно — но требует заботы, внимания, тепла, и готов ради этого делать что угодно, быть «хорошим», — говорит психологиня.
В ее практике, объясняет она, часто попадаются клиенты, которые говорят, что в детстве угадывали настроение папы или мамы, чтобы им за это не прилетело. Мол, если родители не в настроении, то лучше их не трогать. И эти дети, которые уже выросли, до сих пор тратят энергию на то, чтобы угадать поведение других, обезопасить себя и хоть как-то проконтролировать ситуацию вокруг.
Кроме того, людям, которые не успели побыть детьми, кажется, что нужно постоянно что-то делать для другого человека, чтобы он был рядом и не ушел. Они концентрируются на других и пропускают то, чего в действительности хотят сами, объясняет экспертка.
«Это тоже крайность. Когда другой человек, о котором надо заботиться, отсутствует, то их как бы не существует. Жизнь словно вращается вокруг потребностей других. Это позиция жертвы, — говорит Елена. — В конце концов люди рядом чувствуют себя виноватыми, что человек вроде бы для них много делает, а они не делают столько же — и им об этом обычно регулярно напоминают».
Психотерапия дает возможность проработать эти проблемы — психотерапевт становится тем человеком, с которым можно прожить опыт, упущенный в детстве, объясняет Елена.
«Не заменить, а прожить, разобрать, понять, чего ты хочешь. Даже получить опыт, когда кто-то тебя обнимет — чтобы закрепить его. Тогда у человека появляется осознанный выбор: опираться на этот опыт и развивать его, чтобы не требовать от другого то, чего он не может дать. Или даже научиться просить — а для этого надо понимать, чего именно ты хочешь. Это бывает трудно. Чаще всего те, кто рано запрыгнул во взрослую жизнь, просто проскакивают себя».
Жизнь
Когда мама умерла, Таня записалась на группу для родственников алкозависимых: «Пройди я хоть сто тренингов или проведи сто часов с психологом, не знаю, лечится ли это. Когда мама умерла, я поняла, что смерть родителей тоже не решит наших проблем. Созависимые отношения остаются с нами: потом мы находим партнеров с зависимостями. Я ходила на различные психологические группы, пока мне не стало легче. Пока я не поняла, что сделала для мамы все, что смогла. Пока не простила ее».
Таня разорвала отношения с парнем и начала думать, чего хочет от жизни. С дипломом дизайнерки интерьера, но без малейшего желания этим заниматься она устроилась работать в кондитерскую. Сейчас, восемь лет спустя, у Тани уже есть своя: она печет торты и печенье на заказ. Под ее руководством работают еще два человека и вообще, говорит Таня, она нашла то, что ей нравится. Она в браке — по ее словам, в счастливом.
Она живет в том же доме, в котором прожила все детство. В квартире рядом до сих пор живет ее бабушка. Она болеет и не может заботиться о себе сама. Таня ежедневно приходит к ней и оплачивает сиделку.
«Мамина смерть меня освободила, но еще держит бабушка. Но все равно это уже не то — не та тюрьма, в которой я жила», — говорит она.
Таня добавляет, что ей очень повезло — благодаря психотерапии. Другим выжившим в их семье повезло меньше: у брата депрессия и алкозависимость, а сестра замужем за тираном: он над ней издевается, а она не может вырваться.