Хатия Деканоидзе — грузинская политикиня, одна из лидерок оппозиционной партии «Единое национальное движение» Михеила Саакашвили. Долгое время она работала в его правительстве и реформировала министерство внутренних дел. В 2014 году она, как и многие другие экспаты, приехала в Украину помогать проводить реформы, намеченные первым постреволюционным правительством. В 2015 году Деканоидзе возглавила Национальную полицию Украины. Через год, в 2016-м, она ушла, заявив, что ей не дали провести запланированные реформы.
Заместительница главной редакторки Забороны Юлиана Скибицкая встретилась с Хатией Деканоидзе в Тбилиси и поговорила о том, что происходит в Грузии и к чему готовиться Украине.
Про ситуацию в Грузии
Давайте начнем с самого общего вопроса. Что происходит в Грузии и с чем связан политический кризис?
Неформальный правитель Грузии — это [Бидзина] Иванишвили, олигарх, человек, который заработал очень много денег в начале 90-х. В 2012 году «Грузинская мечта» — партия Иванишвили — выиграла выборы. Мы как правящая на тот момент партия передали им власть [демократическим путем]. Но тогда же и начался захват государства: все государственные институты — судебная система, прокуратура, МВД, образование — находятся в итоге под неформальным правлением Иванишвили.
Вот очень простой пример. Министр МВД, господин [Вахтанг] Гомилаури, который сейчас управляет полицией, работал у Иванишвили охранником. Министр здравоохранения [Екатерина Тикарадзе] работала личным врачом Иванишвили. Премьер-министр Грузии, господин [Ираклий] Гарибашвили, тоже очень долго работал с Иванишвили [в его компаниях].
Грузинский бизнесмен и бывший премьер-министр Грузии Бидзина Иванишвили произносит речь после избрания председателем основанной им правящей партии «Грузинская мечта» во время партийного съезда в Тбилиси. Фото: Georgian Dream Party / Handout / Anadolu Agency / Getty Images
То, что в правительстве работают люди Иванишвили, — это тенденция последних лет или так было всегда?
Так было всегда. Гарибашвили в 2012 году, например, был министром МВД. Да, меняются премьер-министры, меняются министры, но все они — люди, которым доверяет Иванишвили. Поэтому вся вертикаль работает под ним, без него никакие решения не принимаются.
Тем не менее «Грузинская мечта» при власти уже давно, а ощущение серьезного кризиса появилось только сейчас.
Кризис был в 2020 году после парламентских выборов, когда они [представители власти] очень сильно фальсифицировали выборы, и вся оппозиция пошла на бойкот парламента. Потом были долгие переговоры с медиацией ЕС и США, был принят документ с медиацией Шарля Мишеля [он подразумевал, что в 2022 году в Грузии объявят досрочные парламентские выборы, если на местных выборах в 2021 году «Грузинская мечта» наберет меньше 43% голосов]. Но «Грузинская мечта» вышла из договора. Это тоже тенденция: они абсолютно отрицают прозападную ориентацию. И кризис, конечно, усилился после местных выборов и приезда господина Саакашвили, которого Иванишвили очень боится.
Некоторые грузинские журналисты, наоборот, критикуют оппозицию за бойкот парламента — они говорят, что это неконструктивно и оппозиция ничего не предлагает избирателю.
Я не согласна с тем, что мы ничего не предлагаем. Во время местных выборов мы сделали очень серьезный шаг вперед — мы представляли, например, коалиционное правительство для Тбилиси, Кутаиси и других больших городов. Сели с другими партиями и сказали, что да, есть очень много разногласий между нами, но если мы хотим демократию, то будущее Грузии — это коалиционное правительство.
У Иванишвили очень много денег и репрессивная машина, которая работает против нас. Например, против председателя нашей партии Ники Мелии возбуждали дела несколько раз.
Участник организованной оппозицией демонстрации, призывающей к досрочным выборам. 16 января 2021, Тбилиси. Фото: VANO SHLAMOV / AFP via Getty Images
Есть ли у вас вообще рычаги для борьбы с «Грузинской мечтой»? Ведь они выиграли местные выборы и удостоверились в том, что их власть сильна.
Я не думаю, что у них все нормально. Даже то, что Саакашвили сидит — это большой международный скандал, для них это страх. Мы будем требовать досрочных выборов в 2022 году. И я не думаю, что они смогут их отменить.
Про Саакашвили
Вы — близкая соратница Саакашвили. Почему он вернулся в Грузию?
В последний раз, когда мы с ним виделись в Киеве, мы очень долго говорили. Он постоянно твердил, что хочет вернуться в Грузию, чтобы помочь избавиться от Иванишвили. [Своим возвращением] он реально показал, что за Грузию готов умереть. Я думаю, что это было важно для него.
Но он же понимал, что его сразу посадят?.. Или он все-таки рассчитывал, что этого не произойдет?
Да, он понимал, что есть риски, и мы об этом много разговаривали в прошлые годы.
Бывший президент Грузии Михеил Саакашвили разговаривает с адвокатами из бокса обвиняемого во время судебного разбирательства по делу о его предполагаемой роли в жестоком разгоне полицией протеста оппозиции в 2007 году. Фото: IRAKLI GEDENIDZE / POOL/AFP via Getty Images
К Саакашвили неоднозначно относятся в Украине. Есть мнение, что он вернулся просто потому, что в украинской политике остался не у дел.
Я думаю, что это неправда, потому что он же мог остаться в Украине. У него был Совет реформ, который делал какие-то проекты.
Да, можно по-разному относиться к Саакашвили. Например, и в Грузии его либо очень любят, либо очень не любят. Но никто не может отрицать того факта, что после Революции роз при правлении Саакашвили Грузия достигла очень большого прогресса. Даже я помню времена, когда у нас не было вообще ничего.
Когда я впервые увидела его в заключении, спросила: «Ты же понимал, что это очень большой риск?». А он ответил: «Да, вот я был на свободе, я работал, у меня было все, но не было той свободы, которая очень важна для меня — это родина, Грузия». И, честно говоря, я его понимаю.
Вы сказали, что Саакашвили либо сильно любят, либо сильно ненавидят. То есть, как правило, нейтрального отношения к нему нет. Бытует мнение, что его приезд в какой-то степени мобилизовал оппозицию, помог ей. Но одновременно и настроил людей против нее — мол, пусть лучше будет «Грузинская мечта», но только не Саакашвили. Вы не воспринимаете его приезд как ухудшение позиций «Единого национального движения»?
Я думаю, что да, может быть, были такие люди. Но процент фальсификации был очень большой, так что никто не может сказать [назвать реальные результаты выборов]. А я вам скажу, что, например, в Кутаиси «Грузинская мечта» получила около 39%, а наша партия — 38%. То есть мы были наравне. Ни в одном большом городе «Грузинская мечта» не получила больше 40%. Это очень важный знак — несмотря на фальсификации, шантаж и прессинг, люди пошли и проголосовали за оппозицию.
У очень многих людей изменилось мнение, когда Саакашвили голодал 50 дней и сильно пострадал. Я думаю, что абсолютно все мифы и стигма, которые были вокруг него — то есть пропаганда «Грузинской мечты» — пропали.
Митинг в поддержку Михеила Саакашвили в Тбилиси. Фото: Daro Sulakauri / Getty Images
Но пока выглядит все довольно тупиково. Насколько я знаю, Саакашвили уже дали срок в шесть лет. Президентка Зурабишвили сказала, что никакой политической амнистии не будет. И что дальше? Получается, он будет сидеть?
Я думаю, ему не придется долго сидеть. Мы все понимаем, что борьба против режима — это очень сложно, особенно когда режим очень нецивилизованный и стоит на пророссийской платформе. Есть большой капитал, репрессивная машина, полиция, прокуратура, политические заключенные. Саакашвили — узник. Мы это понимаем, он сам лично тоже понимает это. Но если посмотреть на настроения наших международных партнеров и на население Грузии, то я уверена, что будет вторая, третья, четвертая, пятая волна — так всегда происходит.
Волна протестов или заявлений?
И протестов, и заявлений, и [изменения] отношения к «Грузинской мечте». У них уже репутация на международной арене нулевая, особенно когда они вышли из соглашения Мишеля. Все понимают, что это не та власть, которая нужна грузинскому народу.
Предвыборные плакаты оппозиционных кандидатов. Фото: Александр Сташевский / Заборона
Про пророссийские настроения
Все собеседники Забороны в Грузии говорят, что в стране очень сильно растут пророссийские настроения.
По всем опросам, 80% грузинского населения — за прозападный выбор. Но пророссийские настроения действительно растут. Здесь очень сильная российская пропаганда, которая идет от тех каналов, что под властью. Это раз. А второе — власть ничего не делает для того, чтобы остановить пропаганду, то есть гибридную войну, в состоянии которой находимся мы все — и Грузия, и Украина.
Вот маленький пример. Мы все понимаем и знаем, что идет очень сильная агрессия от РФ и [президента России Владимира] Путина в сторону Украины. Но никто в грузинской власти не говорит, что надо очень серьезно поддерживать украинскую власть. Хотя Украина — наш сильный стратегический партнер, очень близкий, у нас одна судьба.
Пророссийские спецслужбы используют фальшивые патриотические настроения. И это тоже позиция «Грузинской мечты».
Что вы имеете в виду под пророссийскими спецслужбами?
Министерство безопасности вообще не занимается государственной безопасностью, их самая главная задача — шантажировать и принуждать оппозицию, прессовать оппозиционные настроения. Было очень много информации, что наши спецслужбы после 2012 года передавали обширную информацию российским спецслужбам.
Министерство безопасности Грузии и КГБ Лукашенко заключили договор этим летом. Понимаете? В то время как все цивилизованное пространство говорит о том, что Лукашенко — это режим, наше министерство безопасности оформляет соглашение с ними. Что тут еще можно сказать?
Фото: Александр Сташевский / Заборона Фото: Александр Сташевский / Заборона
Говорят, что оппозиция не работает с консервативной частью населения, поэтому на них влияют эти пророссийские партии.
Я думаю, что среди избирателей нашей партии тоже есть консервативная часть. Но мы должны понимать, что власть очень сильно влияет, использует пророссийскую пропаганду против нас. Но я снова подчеркну: 80% Грузии — за НАТО и ЕС.
Тем не менее пророссийские консерваторы выходят и просто громят журналистов.
Потому что у нас не защищают журналистов. Но 5 июля вышли даже не консерваторы — эти люди были организованы продугинской партией «Альт-Инфо» [Александр Дугин — российский ультраправый националист]. Так что никаких консерваторов не было. Там были люди, которых я даже не знаю, как назвать.
Ультраправые?
Да, думаю, их можно назвать ультраправыми.
Есть ли в проекте «Альт-Инфо» российские деньги?
Да, конечно. Они [представители и спонсоры партии] встречались с Дугиным в Москве. Многие, кто связан с ними, абсолютно открыто и свободно говорят, что Грузия — это не прозападная страна, а прогрузинская страна. А вы хорошо понимаете, что это означает.
Участница митинга, требующего отставки правительства после смерти телеоператора, жестоко избитого ультраправыми нападавшими во время акции протеста против Прайд-марша. Тбилиси, 11 июля 2021 Фото: VANO SHLAMOV / AFP via Getty Images
Про Украину
Вы следите за тем, что происходит в Украине?
Да, очень сильно стараюсь, если есть время, конечно. Я разговариваю с моими друзьями и читаю [новости], потому что меня давно не было в Киеве.
Как вы оценили отставку Арсена Авакова?
Я думала, что такой день настанет.
Вы ведь ушли [из Национальной полиции], потому что вам не давали делать то, что вы хотели. Так?
Да, не было политической воли для того, чтобы реально что-то завершить. Мы начали большую реформу патрульной полиции, а потом, когда дошли до точки, в которой надо менять всю систему, оказалось, что никто об этом не думает. Потому что менять систему — это очень трудно и болезненно. Для этого нужна, я бы сказала, стальная политическая воля.
Насколько сильно сам Арсен Аваков повлиял на то, чтобы система не менялась?
Влияли абсолютно все — и президент, и министры, и Рада.
Возьмем Грузию 2003-2012 годов. Поменялась вся система. Я не говорю, что было все идеально, но реально 90% поменялось. А вот в Украине поменялась патрульная полиция, но криминальная полиция осталась. Потом началась сильная пропаганда: мол, когда мы уволили многих людей через аттестацию, наша команда разрушала систему.
А в итоге почти все восстановились через суды.
Глава Национальной полиции Хатия Деканоидзе во время акции протеста возле здания Верховной Рады Украины в Киеве, 15 ноября 2016 г. Фото: Вячеслав Ратынский / УНИАН
Нет ли у вас ощущения, что после десанта грузинских реформаторов, которые приезжали в Украину помогать, ничего не поменялось?
Нет, у меня нет такого чувства. Я очень горжусь временем, когда я работала в Украине. Думаю, это одна из лучших вещей, которые со мной случались. Мы создали и сделали что-то. Показали, что можно что-то поменять: та же патрульная полиция, например.
С 2015 года, когда у патрульной полиции был максимально высокий рейтинг, таких цифр уже давно нет. И мы как журналисты чувствуем серьезный откат — когда полиция не реагирует на вызовы, покровительствует разным ультраправым группам.
Жаль, если вы это чувствуете. Я не судья, меня там нет, но я всегда буду болеть за патрульную полицию. Мое мнение: если у вас получится [реформировать страну] — то и у нас тоже получится.
Плохо и очень грустно, если есть откат. Но я думаю, что и Украина, и Грузия придут к одной мысли: если не поменять все, если не сделать верховенство права самым важным элементом, то демократические процессы не восстановятся.
Раз и Грузия, и Украина очень похожи, какие выводы, как вам кажется, стоит сделать украинской власти, концентрируясь сейчас на серьезном политическом кризисе в Грузии?
Останавливаться нельзя. Надо поменять страну, сделать реально сильную экономику, верховенство права, демократию, судебную систему очень сильную и абсолютно независимую. Наш самый первый и заядлый враг — Путин — абсолютно все это хорошо понимает: Украину и Грузию можно взять, только если они будут слабыми изнутри.
Фото: Александр Сташевский / Заборона
При поддержке Медиасети