Традиция мольфарства в Карпатах исчезает, и сегодня непросто найти человека, называющего себя мольфаром. Зато нескоро исчезнут люди, которые хотят, чтобы мольфары все же существовали, и готовы ехать к ним на «консультацию» со всей Украины. Журналистка Светлана Ославская продолжает изучать мир эзотерических практик — она наведалась к деду Михаилу из карпатского села Черник, которого считают мольфаром, экстрасенсом и тем, кто «знает». А он довольно успешно использует добровольный труд клиентов и пациентов на своем большом хозяйстве.
Однажды в автобусе я услышала от попутчицы:
«Есть у Надворной один мольфар. Когда к нему поедешь, возьми простыню и хлеб с дыркой».
Я уточнила: как лаваш? Да, или колач. Главное — с дыркой. Другие детали, включая фамилию мольфара, в тот момент мне почему-то показались неважными.
В Надворной объяснили: его называют не мольфаром, а просто дедом. Дед Михаил из Черника. И предупредили вполголоса:
«Как будете идти к деду, вы только хорошо о нем говорите. Потому что он будет знать, как что не так скажете».
«Лучше не трогать»
В черниковской церкви священник читает молитву над пачкой сока, двумя пористыми шоколадками по скидке и домашним молоком в бутылке от «Свалявы». Сегодня 6 мая, День святого Юрия. Похожий обычай этнографы наблюдали у гуцулов еще сто лет назад: на Юрия доили овец и несли в церковь сыр, молоко и свежеиспеченные колачи. Потом еду раздавали бедным, чтобы те просили Бога, чтобы овцы молочные были. В горах вера христианская очень вплетена в народную, а отец Мирон, высокий молодой мужчина, предлагает мне кофе и отвечает на вопросы про деда Михаила дипломатично:
«Ходит в церковь. Перед Пасхой чаще бывал — так, как все люди».
От церкви до дедовой хаты четыре километра, и по дороге есть время расспросить про деда. Вот семья во дворе, выжидательно молчат на пороге.
«Мать его наряжалась как хлоп… Ну, как мужик», — старшая женщина сразу рисует круг сельских предубеждений вокруг деда. Она считает, что Михаил обладает экстрасенсорными способностями:
«Говорят, он сразу человеку говорит».
Но предполагает, что эти способности не от Бога:
«Ибо говорящий имеет в себе Того…» — замолкает, а младшая показывает пальцами «рожки».
«Мужчина мимо него ехал и подумал себе, что в деде есть Тот… То чуть ли не в скале был!»
«Быть в скале» значит врезаться в скалу, упасть с обрыва и вообще все, что связано с опасностью горных дорог, норовистых лошадей и старых авто. «Тот» — это черт, нечистый, одним словом — злая сущность, для которой у гуцулов есть сотня названий, и их даже отец Мирон произносить не хочет.
Но не все такого мнения о деде. Встречаю тех, что лечили у него телесные и душевные недуги.
«Он и лекарства дает, и массажи делает, и заговорить умеет», — рассказывает загорелый водитель грузовика, которого встречаю в центре села. Не вдается в подробности, но намекает, что лечась у деда, надо и поработать. Он ходил к знахарю, когда сосед покончил с жизнью, и от того мужчине было неспокойно.
Поднимаюсь по дороге к дедовой избе и мысленно суммирую, что узнала из таких разговоров. Дедова жена давно умерла, а живет с ним названый сын, который ездит на «черной машине». Михаилу под 80, по отчеству его никто не зовет, а магические умения приобрел во взрослом возрасте. Как и заведено у магов, силу ему передал другой здешний ворожей перед смертью. Лечит травами и «ведает» о прошлом. А может, и о будущем. Итак, в магической иерархии он — знахарь и гадатель.
Кроме метафизического страха перед Тем, с которым у деда якобы близкие отношения, крестьяне имеют к нему и земные претензии. Говорят, сливает канализацию в реку. И как тут не подумать «что-то не то»?
«Так лучше не трогать. Плохо закончится, — улыбается черными зубами встречный парень. — Были тут журналисты, то дед не захотел с ними говорить, а они чуть ли не в скале были. Тормоза отказали».
Вспоминаю истории о мольфаре Нечае. Он был последним известным на всю Украину гуцульским мольфаром. К Нечаю ездили и женщины из ближних поселков, и политики из Киева. Лечил и предсказывал: «Восточная Украина будет под Россией». Журналистов Нечай пугал бедой, если напишут о нем плохо. «Старых пердунов выгонят, молодые станут», — говорил об украинском политикуме. 10 лет назад Нечая зарезали в собственном доме.
Нечая боялись, как опасаются и деда Михаила. Несколько часов в Чернике — и уже я чувствую, как внутри растет архаичный страх.
«Надо копать»
Красный минибус останавливается, когда я почти развернулась в противоположную сторону.
«Так проедем к деду?»
Женщина лет 45 держит на руле пальцы с черным маникюром. Пигментные пятна на лице и короткая стрижка с малиновыми прядями. Возле нее младшая, а в салоне — трое мужчин и пустая бутылка. Едем вверх, а компания делится своим опытом хождения по экстрасенсам, целителям и разным бабкам. Маша — так обращаются к женщине за рулем — вспоминает, и как ходила к одному чудесному монаху. Тот копьем лечил ей спину, а еще просил откинуть снег и вытряхнуть дорожки.
«Здесь не проедем», — оценивает она состояние дороги, а я мысленно выдыхаю: пешком надежнее, хоть в скале не будем. Тем временем Маша сердится и воюет с дверью, которая не закрывается. А мужчины уже скрылись впереди, за поворотом.
«Вот бля, попиздили! Боже прости», — добавляет Маша.
В компании разные запросы к деду. Супружеская пара хочет узнать причины «проблемы». Речь идет о краже и деньгах, но в детали не вдаются. У Маши болит спина, она прошла курс иглотерапии в Киеве, но без результата. Одного из ребят интересуют проблемы более фундаментальные:
«Я хотел бы знать, брошу пить или нет».
Черник располагается на высоте 800 метров над уровнем моря, поэтому в мае здесь холодно. Весна начинается от реки: берег зеленеет, на горных склонах деревья серые, а выше полутора тысячи метров лежит снег и слепит глаза. Хаты в этой части села стоят редко, людей не видно.
Вот очередной мост неизвестно на каком честном слове держится. Еще несколько метров подъема — и мы у большого хозяйства. Ориентир «черная машина», пикап-внедорожник, на месте. Появляется молодой мужчина в рабочей одежде и с видом хозяина. Уверяет, что дед примет, но надо подождать.
«Такие люди чувствуют, что к ним едут», — мистически говорит Маша.
И мы ждем. Ищем туалет. Дальше ждем. За это время выпал дождь, вышло солнце, снова пошел дождь, кто-то вместо туалета сбегал «под стодолу». На огороде видим людей с лопатами, они молча перекапывают землю.
Обсуждаем дедово хозяйство. На территории шесть жилых домиков, несколько сараев, гараж, два мобильных дома. И две беседки, как в зоне отдыха, но в них ведра с картошкой. Здесь все не отдыхающее, а строгое. Везде, где можно, сложены дрова. Метров 200 дальше по дороге еще один хозяйственный комплекс — конюшни для коров и овец.
Холодно, поэтому время от времени иду погреться в хлев. Десять коров жуют сено и с подозрением оглядываются на меня, а вокруг ходят серьезные люди, занятые работой. Парень чистит канализацию от мобильного домика, ощущается запах: вода течет по дороге в реку, не врали крестьяне внизу. Макароны, морковь — кто-то вылил суп.
На дороге вижу темные капли, похожие на кровь. Иду за ними к одному из жилых домов. Тут парень моет пол, капли крови исчезают под тряпкой, а женщина потирает только что зарубленную курицу. На веревке над ней болтается черная овечья шкура.
Тот, что со шваброй, объясняет, что дом работает как хостел для дедовых «пациентов» — 30 грн в сутки. В мобильных домах немного дороже. Заглядываю внутрь: две комнаты и запах людей, которые здесь живут, едят, спят и не проветривают. Вместо кроватей — сплошной деревянный примост с одеялами. Как в колыбе на полонине, только с телевизором.
Сюда приезжают так, как Маша и ее компаньоны, — без предупреждения (мобильная связь не ловит) и приглашения. Дед себя не рекламирует, таблички с графиком не вывешивал. Так чего ждут эти все люди? На добрую волю — что примет. И он, когда имеет настроение, принимает.
«Что-то внутри сжимает», — Маша переживает. Как-никак, ждем визита к человеку с необычайными способностями.
И наконец человек выходит из избы.
Высокий и такой худой, аж с впалыми щеками, в кофте с исландским узором. Дед Михаил фактически и не смотрит на нас. Говорит два слова:
«Надо копать».
«Вывалы язык»
Мужчинам достаются три лопаты, и они начинают перекапывать огород. Для женщин тоже нашлась работа — срезать щевник. Это похожее на щавель растение, как мне объясняют, страшный паразит. Маша лопатой срезает его под корень, а я складываю на кучки. Потом меняемся. Мне приятна работа, все же не перед экраном, но тут люди приехали с больными спинами. Впрочем, копать никто не отказался.
В это время приходят другие, по одному и парами, без вопросов идут копать. Дед и сам согнулся пополам и молча разбивает сапой куски земли. Так проходит час, мужчины ворчат — у всех же спины! — и заканчивают с огородом. Еще через полчаса в дом возвращается и дед Михаил.
Паре с «проблемой» он посоветовал приехать еще раз с фотографией виновника — тогда все расскажет. Двум людям назвал причину болей позвоночника: «Диски гниют».
«А я спрашиваю: «Что это значит, как это — гниют?» — Маша немного в шоке. — А он говорит: «Они у тебя в крови».
Прием длится менее пяти минут на человека. Дед сидит у печи, в хорошо нагретой избе. Все стены завешаны коврами с Девой Марией, а под окном длинный стол, на нем хлеб и еще какая-то еда, накрытая полотенцами, коробки с чаем. Клиент садится на табурет напротив, дед просит перекреститься и прикладывает ко лбу шарик из воска. Кого-то просит показать язык — так по-простому: «Языка вывали!» А потом говорит свое заключение.
«Сказал, чтобы на операцию не шла, он меня вылечит. Но надо оставаться здесь и неделю мыться в жентице, — делится младшая женщина. Жентица — это сыворотка из овечьего молока. Дед держит несколько овец, поэтому жентица и овечья шерсть — здесь ходовые лекарства. Шерстью заматывают часть тела, на которую дед наложил мазь.
Кроме того, дед Михаил просветил компанию в отношении к деньгам. Никогда, никогда их не дают в руки, всегда кладут на что-то. Давать обязательно надо левой, а брать правой. Или наоборот. Главное — не дай Бог отдавать в руки. Об оплате консультации высказался так: «Скоко дашь, потому что вы что-то делали». Как рассказывают «пациенты», все, кто лечится у деда, должны поработать или на огороде, или на сенокосе, или около скота — зависит от сезона.
Наконец Маша смотрит на фитнес-трекер, еще немного — и будет десять тысяч шагов. Видно, она как-то рационализировала то, что произошло.
«Может, он что-то и знает… Но сейчас у каждого человека почти идентичные проблемы с поясницей».
И потом, когда отходим дальше от дома:
«Я ни капли не верю в деда».
Что, впрочем, не значит, что она больше не поедет к нему. Или к кому-то похожему на него. Ибо народная мудрость гласит: «Если бы дед не помогал, к нему бы не ходили».
«Не повредит»
Сила слухов — треть успеха любого знахаря. Еще треть, конечно, — это умение. А остальное определяет харизма и уверенность. У деда Михаила с этим проблем нет, не дадут соврать все, кто держал лопаты.
На другой день я приезжаю в Черник и пробую прийти к деду еще раз. Жду до самого вечера, а со мной ждут другие. Мужчина приехал на мопеде из соседней деревни. Не знал даже дедового имени, но убеждает, что об «этом экстрасенсе знает вся Украина». Женщина со взрослым сыном считает, что «по крайней мере не повредит; надо все попробовать».
В этот день дед Михаил нас так и не примет. Зато увижу «пациентов». Они появляются возле дома ровно в восемь. С пустыми чашечками и баночками, в домашней одежде напоминают людей из санатория минеральных вод. Смотрят на нас так, как носители глубокого тайного знания на неофитов. Видимо, поэтому проходят без очереди, пока мы стоим под дверью избы.
Не знаю, что происходит внутри, но слышу, как лязгают кастрюли и ведра. Кто-то выходит с ведром молока, кто-то заходит с мотком овечьей шерсти. «Пациенты» появляются с коричневой жидкостью в баночках — настойка какого-то корня. Я пытаюсь представить, о чем они там говорят, какие заклинания шепчет дед над их болями. Аж слышу, как за дверью молодой мужской голос говорит:
«Сидит Баба Яга на пеньке и кричит: «Насилуют!» Подлетает Змей Горыныч: «Ты что, сдурела?» А она: «Уж и помечтать нельзя?»