Один длинный день в потоке тревожных новостей. Колонка Ксении Харченко

Ксения Харченко — киевлянка, переводчица, авторка художественных текстов и проектная редакторка украинского нон-фикшна в Yakaboo Publishing. По просьбе Забороны она рассказывает, как это — растить ребенка, работать и строить планы среди новостей об угрозе большой войны в 21 веке.

Я сегодня проспала, и это было так сладко: наконец-то спать, спать всю ночь, легко засыпать. Подняла сына, накормила кашей, отвела в детсад, а принять душ и помыть посуду решила уже потом.

Но, вернувшись домой, я обнаружила, что воды нет вообще. Грязная посуда, грязная одежда, неумытая я, обед не сваришь. Чтобы позвонить в диспетчерскую, нужно пополнить счет, потому что городского телефона у меня тоже нет. Я вдруг поняла, что не готова к этому — к отсутствию мобильной связи и воды. Пусть бы даже у меня было в запасе два-три ведра технической воды и несколько бутылей питьевой, все это ненадолго. Я села за работу и почувствовала, как меня снова накрывает волна тревоги. Я мысленно составляла списки действий и вещей, которые понадобятся при разных вариантах развития событий.

В час позвонила журналистка из BBC, и разговор, планировавшийся как 10-минутный комментарий, превратился в небольшую лекцию по истории Украины и экскурсию в мое сердце. Мы удивительно много смеялись и планировали включение в радиоэфир тренинга для женщин по выживанию в городских условиях. Я сказала, что моя мама, которая ночью 11 декабря 2013 года занималась «деморализацией врага», то есть «читала морали» бойцам внутренних войск возле Дома профсоюзов, готова добывать оружие в бою. Но я к этому не готова.

Вчера я звонила по пяти городским номерам (там, видно, и просадила все деньги на счету), чтобы выяснить, где ближайшее убежище. После запроса на 1551 мне сообщили, что убежище в моем доме не пригодно к эксплуатации, так как переоборудовано под бойлерную. Но есть одно через дорогу, а еще одно — через два квартала. Мне почему-то легко представить, как я хватаю своего пятилетнего сына, один рюкзак на двоих и перепрыгиваю через отбойник или лечу к станции метро, ​​расположенной минимум в десяти минутах от нас.

Отец моего сына считает, что я паникую. Он через неделю собирается на отдых в Карпаты — «бюджетный день рождения друга, туда и обратно». Некоторые мои подруги собираются ставить внутриматочную спираль: они хорошо учили историю и боятся изнасилований.

После обеда воспитательница из детсада написала, что на праздник весны нужен костюм жука. Жуков будет четверо, поэтому костюмы должны быть одинаковыми. Я уже раз искала серую цаплю и знаю, что магазинов с униформой для жуков не бывает, но, конечно, мы с другими мамами что-нибудь придумаем.

Мне нравится думать о весне, о двух парах новых ботинок на каблуке, которые я так удачно купила на зимней распродаже. О новых брюках, плащах, духах. Я выставила на продажу некоторые вещи. Одна женщина попросила: «Только присылайте через две недели, я на самоизоляции». Мне нравится думать даже о таком близком будущем. Нравится моя квартира, вазоны под фитолампами, детская постель с машинками, тарелочка с котиками на стене, которую я привезла из Копенгагена. Я не могу представить жизнь, в которой владею только набором вещей первой необходимости. Мой психотерапевт однажды уже уехал из Ялты: «Теперь я по крайней мере представляю, как это», — сказал он.

На самом деле я очень злюсь. Я только пришла в себя после развода, начала жить, планировать, мечтать — и должна включить такой режим выживания, какого еще никогда не было. «За мою жизнь произошло три революции», — говорила я по телефону той лондонке из BBC. «Ту мач», — ответила она.

Детскую вышиванку я продала живущей за границей женщине, пижамы завезу маме мальчика с синдромом Дауна — оказалось, что они живут через дорогу. Воду включили в четыре, но я так и не успела помыться — сразу побежала в садик. Завтра тренинг по безопасности. Мне нравится иметь планы хотя бы на завтра.