В 2014 году на границе с Россией начали строить так называемую стену — защитные сооружения длиной 1,5 тыс. км. В это вложили до 2 млрд грн ($72,6 млн) и планируют потратить еще столько же. Журналистка Забороны Алена Вишницкая поговорила с археологом и военным о том, почему до строительства надо было посоветоваться с учеными и что Украина потеряла, пройдясь экскаватором по древним поселениям. А также о том, как археология соотносится с национальной безопасностью, войной и дипломатией.
История под экскаватором
«Стену» на границе с Россией начали строить почти сразу после начала войны — это был ответ на российскую агрессию. Идея принадлежала тогдашнему премьер-министру Украины Арсению Яценюку, ее поддержали олигархи Игорь Коломойский и Сергей Тарута, на то время главы Днепропетровской и Донецкой областей. Инженерный проект разработали в течение несколько месяцев и уже в конце 2014-го приступили к работе. Строить начали с Харьковской области. Сейчас строят в Луганской, в планах — Сумская и Черниговская. В Донецкой области стену не будут строить, потому что граница контролируется боевиками.
«Стена» — это защитные сооружения длиной около 1,5 тыс. км. Это название достаточно условно — в комплекс входят траншеи, окопы для техники, блиндажи, невзрывные заграждения, оборонительные рубежи, бетонные рвы, башни, земляные рвы шириной от пяти метров и глубиной до двух.
На начало 2020 года проект воплотили на 40%, за пять лет на него потратили в общем 1,7 млрд грн ($61,7 млн), а строительство продлили до 2025 года. Сейчас стену уже полностью возвели на территории Харьковской области и начали в Луганской.
В течение нескольких последних лет ученые из Института археологии (ИА НАНУ) бьют тревогу — там, где проходит граница, есть десятки археологических памятников, которые во время строительства сносят экскаватором. Никаких согласований или хотя бы информирования со стороны Министерства культуры или пограничников не было, говорит Забороне археолог Сергей Телиженко. Он работает в отделе археологии Крыма и Северо-Западного Причерноморья ИА НАНУ, а последние несколько лет занимается еще и тем, что пишет десятки писем министерствам и департаментам — преимущественно без ответа.
«На месте, где проходит граница, есть памятники археологии от эпохи палеолита до Средневековья. Вероятнее всего, что там, где стену уже возвели, они просто разрушены», — объясняет ученый.
Среди всего, что может найтись под землей, добавляет Сергей Телиженко, — не менее 100 археологических объектов, в частности поселения и стоянки.
Однако ценного может быть даже в разы больше — исследований на этой территории не проводили, поэтому и оценить масштаб потерь сложно.
Те объекты, о которых известно, тоже не исследованы. О них знают, основываясь на учетной документации столетней и двухсотлетней давности: «Ее готовили тогда, когда никаких GPS-навигаторов не было, поэтому выглядит это примерно так: пройдите 5 км от села на юго-запад. Мы измеряем это с помощью Google — и так примерно определяем, о каком месте идет речь». Главные документы, позволяющие хоть что-нибудь узнать об археологическом наследии — это картографический материал 1863 года, российские карты и карты советского генштаба 1953 года. Именно эти документы, объясняет археолог, являются источниками информации для ученых об основных могильниках, поселениях и палеолитических стоянках.
Чтобы исследовать какое-то из этих мест, нужно брать разрешение на раскопки в Министерстве культуры. Место раскопали — исследовали — сняли с учета, чтобы не делать работу повторно. Инвентаризация, то есть описание найденных памятников, должна оплачиваться на государственном уровне. Фактически государство платит археологу, чтобы он приехал, оценил состояние определенного кургана, сфотографировал его, смерил и отчитался перед Институтом археологии и Минкультом. Однако этот сценарий в условиях строительства «стены» не сработал. Никаких обследований территории, привлечения археологов или финансирования минимальных исследований не было.
«Произошел нонсенс. Туда, куда должен был прийти археолог, пришел пограничник — и за государственные деньги снес место, которое должны были за эти же деньги исследовать», — рассказывает Телиженко.
Наше золото
Раскопки и археология — это не только о науке, отмечает Телиженко. Это также об информационной войне и о международной дипломатии. Поскольку последние документы составлялись еще во времена Советского Союза, то информация об археологическом наследии на территории Украины доступна, в том числе, россиянам. Они, в свою очередь, могут этим воспользоваться: «Иногда курганные группы расположены по обе стороны границы — две с нашей, четыре с их стороны или наоборот. Я могу предположить, что момент строительства стены не останется без их внимания. Это дает им преимущество в спорах с украинской стороной. Мы обвиняем их в том, что они разрушают наше наследие — но то же они будут вменять и нам».
Территория, которую могут зачистить «под ноль» — это вся пограничная зона шириной в несколько метров и длиной в 1,5 тыс. км по меньшей мере в Луганской, Харьковской, Донецкой, Сумской, Черниговской областях. Измерить в деньгах потенциальные потери сложно — поскольку в курганах может быть что угодно, в том числе золото и другие драгоценности с тысячелетней или многовековой историей.
«Со своей стороны границы россияне недавно полностью раскопали 40 км территории, найдя там курганы, поселения 17–18 века, монетные клады и тому подобное. Они копали на ветке железной дороги в обход Украины. Такие же курганы и поселения есть и с нашей стороны границы», — говорит археолог.
В Крыму российские археологи присвоили уже более миллиона археологических артефактов, заявляло в прошлом году Министерство по вопросам реинтеграции временно оккупированных территорий. Нужно оперативно реагировать на факты нарушения относительно культурного наследия, проведения раскопок, реконструкции и вывоза с территории Крыма объектов культурного наследия, отмечал тогда заместитель министра Юсуф Куркчи. По его словам, только за три года со времен аннексии на проведение раскопок в Крыму выдали до сотни разрешений.
Территория, которую расчищают для строительства стены, ценна не только с точки зрения археологии, говорит Телиженко, но и с позиции национальной безопасности. Например, в Беловодске, в 20 км от российской границы, он открыл поселение бронзового века и нашел керамику, которая принадлежит именно украинским гончарным традициям. Вся найденная посуда отличается от домашних принадлежностей с другой стороны границы. На основании этих материалов можно даже писать украинскую историю. Это аргументы и доказательства, которые, убежден историк, стоит проговаривать и исследовать.
Деньги на науку
Все археологические исследования, которые проводили в Украине последние десятилетия, говорит Телиженко, не имели государственного финансирования. Правда, недавно появилась возможность получить грант от Украинского культурного фонда. И иногда из бюджета перепадает на раскопки, если строят инфраструктурные проекты. Однако большинство научных исследований в полях были возможны только благодаря международным грантам, по большей части западным.
Сергей Телиженко ездит на раскопки преимущественно за свой счет. Это замкнутый круг: чтобы выдавать статьи и монографии, нужно проводить исследования в полях — одного без другого не будет. Сейчас его зарплата в Институте составляет около 7 тыс. грн ($254) — может быть на тысячу-две больше, если он напишет монографию. Для написания которой, соответственно, надо ехать в поля и работать за свои сбережения, если они имеются.
По подсчетам Сергея, чтобы осуществить базовое исследование археологических памятников на линии, где будут строить стену на Луганщине, нужно около 4 млн грн ($145 тыс.). Это план-минимум, по которому можно визуально оценить, где расположены курганы и что сносить нельзя. Как у ученого, так и у Института археологии, этих денег нет. Зато, говорит, это могло быть одним из способов привлекать местных и давать им хотя бы минимальную подработку.
«Можно организовать раскопки, взять местных, в частности студентов, обеспечить их питанием и зарплатой — и провести исследования не за все деньги мира. И люди бы получили возможность подработать, и музейный фонд пополнился бы находками», — говорит Телиженко.
Археология по-черному
Если не регулировать раскопки на уровне государственных программ, то археологические памятники будут просто расхищаться. Так происходит сейчас — ежегодно на аукционы выставляют тысячи экспонатов, добытых незаконно. Так, периодически коллекции из черного рынка всплывают в международных конфликтах. Несколько лет назад в одном из таких фигурировал тысячелетний меч викинга. Его якобы нашли на российско-эстонской границе. Он происходит из нелегальных раскопок на территории Украины, за всю историю государства таких нашли только семь штук. После вмешательства украинского Министерства иностранных дел меч вернули в Украину. Посчитать, сколько артефактов вывезли за границу, какова их ценность и какие из них спрятаны в частных коллекциях, невозможно — поскольку их учет не ведется.
В то же время частные коллекции регулярно вывозят на выставки за границу. Например, несколько лет назад в Польше экспонировали артефакты со времен Трипольской культуры до Киевской Руси — и все они, вероятно, были найдены нелегально или приобретены на черном рынке. Владельцами коллекции «Платар» были Сергей Тарута и Сергей Платонов. В похожие истории попадал и бывший президент Украины Виктор Ющенко — он экспонировал свои коллекции сомнительного происхождения в Европе и Америке.
По словам ученого, должным образом разработанное законодательство будет преградой для неконтролируемой перепродажи находок: «Так называемых черных археологов, которых мы называем мародерами, можно регулировать, но это можно сделать только на законодательном уровне, а люди, которые принимают законы, обычно самые крупные коллекционеры — и им это невыгодно», — говорит историк.
Закона против мародеров, уточняет он, сейчас нет — наказание может быть только в случае, когда курган, поселение или могильник имеют юридический статус. Однако даже такие объекты не всегда маркированы — а если возле кургана нет таблички или отметки, то и ответственности может не быть: «Мародеры очень тщательно готовятся к своим работам, читают археологические новости, изучают научную литературу. Чтобы прекратить нелегальные поиски раз и навсегда, надо ввести строгие карательные меры на законодательном уровне».
Вместо этого законы только ослабляют. В начале 2000-х Украина приняла ряд законов об охране культурного и археологического наследия, которыми запретила присвоение памятников (они являются собственностью государства), а все проекты землеустройства должны пройти предварительную археологическую экспертизу. Если на месте строительства находили что-то ценное, то владелец участка должен был оплатить исследования — и лишь потом строиться. Однако уже в 2010 году Верховная Рада отменила археологическую экспертизу при выделении земли физическим лицам. А в 2012-м депутаты проголосовали за еще один закон, который упростил процесс оформления документации и отвода земельных участков. В то же время парламентарии сделали археологическую экспертизу необязательной.
Сфера раскопок плохо регулируется, отмечает Телиженко. Фактически сегодня любой может пойти и искать что-то с металлоискателем — и к нему не возникнут вопросы. Более того, становится проблемой, когда эти материалы хаотично используют псевдоученые: «Эти вещи оторваны от контекста. В археологии все имеет значение: в каком слое почвы эта вещь лежала, каковым вокруг был ландшафт и тому подобное. Выдернутая из земли вещь уже фактически не имеет значения».
Не о войне
«Стену» не строят на территории боевых действий — от линии разграничения до защитных сооружений около 50–70 км. А значит, нельзя говорить о приоритетности защиты от врага, ведь это не взаимоисключающие вещи.
«На самом деле Восток в этой истории не исключение, он отражает ситуацию по всей стране», — говорит археолог и военный Денис Гречко. «Стена» и линия разграничения, по его словам, — это совершенно разные территории. «Конечно, во время войны свои правила, поэтому пожелания археологов не учитываются. На линии разграничения невозможно спокойно работать, она постоянно перемещается, если есть наступательные действия. Но если речь идет о госгранице, на которой и строят стену, то все должно происходить по закону: предварительное обследование территории, археологические исследования объектов и тому подобное. А этого не делают», — говорит Денис.
Во время боевых действий археологические памятники не разрушаются так, как при возведении стены, отмечает Гречко. Объясняет, что иногда военные на вершине кургана делают наблюдательный пункт или с тыльной стороны проводят линию — но это не настолько глубоко, чтобы разрушить поселения.
Наибольший вред памятникам археологии наносит законное распахивание: «Множество курганов по всей Украине сносят фермеры. Убытков археологии это наносит значительно больше, чем война. У нас абсолютно неконтролируемая ситуация с грабителями, которые уничтожают целые городища, — говорит Денис Гречко. — Если на линии соприкосновения хоть что-то контролирует командир, то в Украине в целом это мало кому интересно. Так и получается: там, где не стреляют, все гораздо хуже».
Нет данных
В прошлом году Министерство культуры, к которому неоднократно обращался археолог Сергей Телиженко и его коллеги, прислало ответ. Если кратко, в нем говорилось о том, что в Минкульте отсутствует какая-либо информация о проекте «Стена»
Материал подготовлен при поддержке Медиасети
