Есть такой мем — на картинке изображен ребенок в утробе, который еще не знает, где он родится. Дитя сжимает кулачки и говорит: «Только бы не в Запорожье». Эта картинка многое говорит о Запорожье, которое в 1920—1930-е было витриной Советского Союза, а теперь стало городом, из которого стабильно уезжают. Заместительница главной редакторки Забороны Юлиана Скибицкая родилась в Запорожье и прожила там 21 год. Она поговорила с людьми, которые остаются в городе и меняют его — они рассказали, за что любят Запорожье и как полюбить его другим.
Если идти по проспекту Металлургов в сторону бывшего Дворца культуры имени Кирова, то на пересечении проспекта и улицы Рекордной вы увидите кафе «Жемчужина». Это, скорее, даже не кафе, а столовая — и там до сих пор можно хорошо пообедать максимум за 50 грн. Внутри сохранился типичный советский интерьер — скатерти с принтами вермишели и ромашек, советские картины с островами и камышами.
Чаще всего сюда приходят перекусить заводчане. С «Жемчужины» как раз начинается дорога к району Кичкас или «Кичман», как его называют местные. Там сосредоточены все главные заводы города, и если посмотреть на них с правого берега Днепра, можно увидеть смог. Заводы сейчас — главная причина загрязненного воздуха здесь. Но именно благодаря им появилось то Запорожье, которое мы знаем.
В 1920-е Запорожье задумывалось как город будущего. Советы создавали мощную промышленную базу: построили Днепрогэс и множество заводов, а вместе с ними появился и местный Соцгород — памятник конструктивизма. Такие микрорайоны строили для рабочих, они появлялись во многих городах Советского Союза. Но Запорожье было пилотным проектом, и над этим работали лучшие архитекторы СССР. Правда, уже во второй половине 1930-х годов, когда сталинский режим начал закручивать гайки, эксперименты закончились. Потом началась война, после нее — разруха, и к Запорожью потеряли интерес.
От Александровска до Запорожья
«Был себе Александровск, уездный город. Начали строить, потому что нужна была крепость, которая отделяла бы Крым от материковой части. Но война [Крымская] закончилась и уже вроде бы и крепость не нужна, потому что набегов не будет. Вот так Александровск и жил – ни туда ни сюда», — так описывает начало истории Запорожья общественная активистка и кураторка культурных проектов Наташа Лобач. Долгое время Александровск был городом трех кирпичных и одного салотопенного заводов. Уже потом, перед революцией 1917 года, здесь появилась железная дорога, возникли новые заводы и фабрики. Старый город сейчас можно обойти за полчаса — он начинается от железнодорожного вокзала «Запорожье-1», первой станции в городе, и заканчивается студенческой поликлиникой.
Наташа Лобач никогда не училась архитектуре. «12 лет назад я гуляла по городу и увидела дом, который закругляется, — вспоминает она. — Иду и думаю: как это так? Меня тогда это очень впечатлило. Прошлась ещё, а там чем дальше, тем круче [дома]. Стала изучать, что еще есть по запорожской архитектуре. Мне не нравится район старого Александровска, не резонирует это со мной. А тут все строилось для наших бабушек и дедушек. Можно наглядно изучать, как именно [архитектура] воздействовала на людей».
В 1921 году Александровск переименовали в Запорожье, по историческому названию. За год до этого на Московской губернской конференции Ленин произнес знаменитую фразу: «Коммунизм — это есть советская власть плюс электрификация всей страны». В Запорожье решили строить Днепрогэс. Это была грандиозная и уникальная стройка. Его строили вместе с американцами, чехами и поляками.
Исследователь и сотрудник Запорожского горсовета Павел Кравчук говорит, что главная особенность была в том, что на стройке работали наемные работники. «По сути, это единственная такая крупная стройка в Советском Союзе, где работали добровольно и получали деньги как обычные наемные рабочие, — говорит он. — Конечно, были и энтузиасты, велась активная пропаганда, но любой мог уйти — и ему бы ничего не было. Это уже потом советская власть поняла, что наемный труд — это дорого. И начала использовать труд заключенных».
1920—1930-е годы — золотой период для советских художников, писателей и архитекторов. Молодые люди, охваченные романтикой революции, стремились разрушить старый закостенелый мир и построить новый, предлагая свежие и порой безумные идеи. Так, в искусстве развивался авангардизм, подаривший миру Казимира Малевича, в литературе царил футуризм, где блистал Владимир Маяковский, а архитекторы создавали конструктивизм.
«Это был конец 20-х. Тогда было возможно еще конкурсы проводить, — рассказывает Наташа Лобач. — Типа: «Мне вот такое! А мне вот такое! А мне другое!» Это на тот момент работало».
Архитекторами Соцгорода в Запорожье стали братья Веснины, на тот момент одни из уважаемых и признанных мастеров не только в СССР, но и на Западе. Братья Веснины вдохновлялись принципами архитектора Ле Корбюзье, развившего функционализм.
Конструктивизм отличается своей простотой и функциональностью. Все было тщательно продумано для «советского человека будущего». Человеку нужно жилье — значит, нужно построить квартиры. Человек должен хорошо питаться — значит, надо соорудить отдельный блок столовых. Должен отдыхать — значит, нужно создать клуб. И все это должно быть расположено компактно, чтобы человек быстро передвигался между своими нуждами. Так, например, между домами и клубами появились специальные переходы — чтобы прямо из дома рабочий мог пойти и «просветиться».
Как авангардисты в искусстве и футуристы в литературе, конструктивисты отказывались от общепринятых норм. Например, советский архитектор Георгий Крутиков предлагал концепцию летающего Соцгорода. По его задумке, землю нужно использовать для заводов и сельского хозяйства, а люди могут жить в воздухе. Конечно, это был утопичный проект. Тем не менее, именно в 20-е годы такие проекты вообще могли рождаться. Уже в середине 30-х Сталин откажется от всех экспериментов, смелые архитекторы попадут в опалу, а все проекты будут идти строго по линии партии.
Ворота Вавилона
Мы сидим с запорожским гидом Ромой Акбашем в кофейне на проспекте Металлургов. И в прошлом веке, и сейчас — это центр города. Тут находится единственный до прошлого года Макдональдс, возле которого обычно все и назначают встречи. Его, кстати, недавно отремонтировали — и модернистское здание превратилось в обычную коробку. Типичная история для Запорожья.
Рома показывает на дома через дорогу — они завешаны вывесками и объявлениями. Эти здания построил архитектор Георгий Лавров — советский романтик-конструктивист.
«Лавров вдохновлялся вавилонскими воротами ассирийских городов, так называемыми воротами Иштар, — показывает Акбаш на дома. — Они по формам и очертаниям выглядят очень похоже. То есть Лавров свой конструктивизм, который в нём ещё оставался, соединил с какой-то античной, восточной, ближневосточной архитектурой».
Рома Акбаш проводит экскурсии по городу уже около десяти лет. Как и Наташа Лобач, он никогда не занимался и не увлекался архитектурой. Просто в какой-то момент Роман понял, что почти ничего не знает про историю родного города — и начал его изучать. Ходил в библиотеки, смотрел архивы, общался с коллекционерами.
«Есть целые сайты об истории Киева, — говорит он. — В Москве и других городах это тоже есть. А у нас не было».
Однажды, еще в «Одноклассниках», Рома предложил провести экскурсию по Запорожью — откликнулось около десяти человек. Сейчас он проводит экскурсии регулярно — к нему часто приезжают из других городов. Прогулка по Запорожью занимает около трех часов, и если в начале люди удивляются, что можно так долго обсуждать о городе, то ближе к концу часто говорят, что им не хватило времени.
«Вот вся эта часть Запорожья [Соцгород] — это уникальный заповедник конструктивизма, — рассуждает Рома. — Здесь собраны самые яркие примеры архитектуры 1930-х. А люди не знают, где они живут. Они смотрят и думают — ну, дома и дома. А потом, когда им расскажешь историю, они уже думают — вау, у меня на Металлургов ворота Вавилона! Восприятие меняется сразу же».
Честный конструктивизм
В 2006 году запорожский урбанист и художник Юрий Баранник решил открыть в своей квартире арт-галерею. Она находилась в центре так называемого ленинского заповедника — на проспекте Ленина, напротив площади Ленина, где стоял памятник Ленину, за которым начинался Днепрогэс имени Ленина, ведущий в Ленинский район. Поэтому и свою галерею Баранник назвал «Ленин». В 2010 году он пригласил на работу Наташу Лобач. В то время, да и потом, — это было единственное место в городе, где можно было познакомиться с современным искусством.
«В галерею ходило много людей, — вспоминает Лобач. — Был один дяденька с «Мотора» [запорожского авиастроительного завода]. Увидел объявление о выставке, а потом начал постоянно ходить. Выглядел как типичный заводчанин, а один раз говорит мне: «А вы вот читали переписку Пушкина с его братом, там есть очень интересные вещи». Мы потом с ним часто общались».
В «Ленине» часто проходили выставки, посвященные Соцгороду. В 2019 году Юра Баранник умер, галерея с тех пор не работает. Наташа иногда проводит по Соцгороду экскурсии. О нем она всегда говорит с восхищением.
«Это всё строилось во времена, когда нельзя было делать каких-то архитектурных выебонов: арочки, лепнину, что-нибудь «красивенькое». Нужно было возводить что-то очень простое, но идеально красивое, — говорит Лобач. — Был очень гибкий подход: а давайте тут много стекла сделаем? А давайте тут вообще ничего не сделаем, будет глухая стена. Это непонятно, и это живой эксперимент. Конструктивизм очень аскетичный. Но он при этом открытый и честный».
Три года назад в Запорожье проходила международная выставка «Баухаус-Запорожье», посвященная модернизму. В город приехала делегация из Германии, Чехии и Польши. Наташа Лобач вспоминает, что один из немцев очень интересовался Соцгородом — его дочь писала дипломную работу по Днепрогэсу.
«Они приехали и охуели от того, что увидели, ходили с открытыми ртами, — вспоминает Лобач. — Идем мы по длинной аллее, а там женщина роется в в мусорнике. Кричит: «А шо вы тут делаете? А ну идите отсюда!». Потом догоняет и орет уже матом: «Идите отсюда нахуй к Путину». Я посмеялась, что женщина политически подкованная. Дело в том, что там такие люди и живут, не элиточка какая-то. И мне кажется, это тоже очень по-честному».
Увидеть город
На площади Фестивальной, которая считается главной площадью Запорожья, висит большая растяжка, на ней написано: «Запоріжжя — колиска української державності». Прямо напротив — типовое советское здание Запорожской обладминистрации. Эта картинка, на самом деле, показывает тот конфликт, который существует в представлении Запорожья. Официальная власть больше концентрируется на том, что это город казацкой славы. Хотя, как говорит Павел Кравчук, Запорожье — это ещё и уникальный модернистский проект.
С 2017 года историки и активисты работают над тем, чтобы добиться статуса памятника ЮНЕСКО для Соцгорода.
«Это значит создать полноценную самостоятельную администрацию на территории города, которая будет заниматься этим объектом. Не отдельным домом или улицей, а целым районом, — объясняет Павел Кравчук. — У нас появится точка притяжения, которая связывает нас с Германией, с Америкой, где поиски общественного обустройства и художественных практик того периода были очень похожи. В тридцатых годах Запорожье и крупные немецкие города были на одном уровне».
В Украине сейчас существует семь памятников ЮНЕСКО — это, например, Киево-Печерская Лавра, исторический центр Львова, деревянные церкви в Карпатах. Однако ни одно модернистское здание не попало в этот перечень, хотя архитектурное наследие пионера модернизма Ле Корбюзье охраняется ЮНЕСКО. С 2017 года здание харьковского Госпрома находится в предварительном списке ЮНЕСКО, но все еще не попало в основной. Что касается запорожского Соцгорода, то пока все находится на этапе согласований со всеми уровнями власти. Павел Кравчук критикует Министерство культуры, которое утверждает подобные решения — он считает, в Киеве отсутствует понимание того, что происходит в регионах.
«Они говорят: «Ну, это же не украинское барокко», — возмущается Кравчук. — Говорят: «У вас какое-то не такое наследие». Что значит — «не такое»? То есть, для Ле Корбюзье оно было такое, а для Вани из министерства — не такое? Для Запорожья модернизм — это все, город состоялся благодаря ему. И если чиновники этого не понимают, они очень вредят единству страны таким подходом».
«В тридцатые годы Запорожье было главным туристическим центром Советского Союза, — говорит Рома Акбаш. — Сюда приезжало очень много иностранцев, я уже молчу про внутренних туристов со всего Союза. Один мужчина рассказывал мне, что в 1930-е жил в Казахстане, и их, пионеров, привезли в Запорожье — показать Днепрогэс, заводы, дома. Он говорит, что потом эти дети мечтали жить в Запорожье. Много ли ты найдешь сейчас людей, которые скажут то же самое?».
Наташа Лобач говорит, что на ее экскурсиях по Соцгороду побывали тысячи людей, и все выходили с другим отношением к этому району и к городу. Рома Акбаш считает, что Запорожью не хватает местного патриотизма. Однажды к нему на экскурсию пришли киевляне, которые были в Запорожье проездом. Они были уверены, что в городе нечего смотреть — тем более, что все их знакомые запорожане, которые уехали из города, уверяли именно в этом. Запорожье, говорит он, принято не любить. «Меня иной раз за сумасшедшего принимают, но я же тоже вижу все эти проблемы. Я живу в обычной хрущевке, езжу на обычных маршрутках, дышу этим воздухом. Но просто я еще вижу, что по другую сторону. Я знаю, за что его можно любить. А люди часто не хотят этого понимать».
