Что важнее – свобода или безопасность? Рассказываем, как на этот вопрос пытались ответить раньше
Пандемия коронавируса стала главным политическим явлением современности. Социологи, политологи и философы обсуждают, каким будет мир после того, как закончится распространение болезни. Общество разделилось на два лагеря: тех, кто уверен, что борьба с вирусом, преимущественно личное дело каждого, и тех, кто ждет от государства жестких мер по подавлению эпидемии и наказания тех, кто угрожает здоровью остальных. Автор Забороны Самуил Проскуряков разобрался, почему так много людей согласны на ограничения в обмен на безопасность и комфорт.
В 21 веке государства пытаются соблюдать права человека. Вооруженные конфликты убивают всего один процент людей в мире, от переедания умирает больше людей, чем от недоедания, а сам голод – проблема скорее политическая, чем природная. Благодаря достижениям медицины все больше людей доживают до глубокой старости. Люди путешествуют по миру и обмениваются информацией как никогда ранее, а большинство политических лидеров отказываются от «больших проектов», типа построения коммунизма или «немецкого жизненного пространства» Гитлера – проектов, из-за которых погибли миллионы людей. Вместо этого, предлагается благосостояние и счастье тут и теперь.
По мнению канадского психолога Стивена Пинкера, войны и насилие «выходят из моды». У государства есть монополия на силу, глобальная торговля нацелена на увеличение потребления, улучшение грамотности и развитие коммуникаций между людьми способствует эмпатии – и все это увеличивает ценность человеческой жизни. Популярность безопасности увеличивается, поэтому люди готовы идти на разные ограничения, лишь бы сохранить комфортное существование. Но наступление на свободу все равно осталось, только происходит оно преимущественно не через прямое насилие, а благодаря убеждению и пропаганде.
Мир после 11 сентября
11 сентября 2001 года боевики международной экстремистской организации «Аль-Каида» захватили четыре военных лайнера США и направили их в башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке и здание Пентагона в Вашингтоне. Погибло почти три тысячи человек. Теракт стал не только самым масштабным в истории США, но и первой в мире «катастрофой в прямом эфире»: за развитием событий несколько часов наблюдали миллионы людей по всему миру.
Эта атака полностью изменила повседневные представления о необходимых мерах безопасности как в США, так и во всем мире. Американское правительство создало специальное Министерство внутренней безопасности и приняло «Патриотический акт» – закон, который значительно расширил полномочия американских спецслужб. Теперь они получили возможность бессрочно содержать под стражей иммигрантов, обыскивать дом или офис без согласия и ведома владельца или жителя. Большое количество организаций и активистов критиковали этот акт за нарушение прав граждан. Тогда же расширили полномочия Агентства национальной безопасности США, которое получило возможность следить за людьми без санкции суда.
Во всех аэропортах мира существенно усилили меры безопасности. К списку запрещенных вещей добавились канцелярские ножи и жидкости объемом более 88 мл. Сотрудников аэропортов теперь более тщательно учат отыскивать оружие и взрывчатку в багаже и личных вещах пассажиров. Во многих аэропортах установлены сканеры «в полный рост», которые позволяют заметить оружие, которое злоумышленник пытается пронести под одеждой. На всех коммерческих самолетах в кабинах пилотов начали устанавливать пуленепробиваемые двери. По инструкции они должны быть закрыты, пассажирам запрещается входить в кабины. На некоторых авиалайнерах установлены камеры, с помощью которых пилоты следят за ситуацией в салоне.
Французский социолог и философ Жан Бодрийяр писал, что власть начала активно спекулировать страхами и фобиями общества. Государство внушает, что опасность подстерегает его везде. Это способствует укреплению его позиций и авторитета спецслужб. Бодрийяр отмечал, что власть переписывает «общественный договор», делая все больший акцент на безопасности, требуя послушания и доверия. При этом доверять обществу государство не собирается, поскольку народ, по его мнению, «слишком глуп и распущен».
После 11 сентября сформировалась целая экономическая система национальной безопасности. Сначала возник бум вокруг камер видеонаблюдения. Сегодня у США их 50 миллионов, у Великобритании – 7,5 млн, Германии – 5,2 млн. Появились аналитические программы распознавания лиц и номерных знаков. Позже появились компании, которые занимаются повышением качества цифрового изображения. «В 1990-х все пытались разработать очередную «новую новинку», которую можно было бы продать Microsoft или Oracle, – объясняет канадская журналистка и социологиня Наоми Кляйн в своей книге «Доктрина шока». – Теперь же все работают над технологией поиска и выявления террористов, которую можно было бы продать Министерству национальной безопасности или Пентагону. В 2001 году в сфере безопасности было всего две таких фирмы, а к середине 2006 года их насчитывалось 543».
Наоми Кляйн отмечает, что большинство из этих технологий, в частности биометрическая идентификация, видеонаблюдение, сканирование интернета и анализ данных разработали еще до 11 сентября. Теракт развязал разработчикам руки: страх перед террором взял верх над страхом перед обществом тотальной слежки. «В 90-е годы IT-компании бесконечно прославляли удивительный мир без границ и силу информационных технологий, которые уничтожают авторитарные режимы и рушат стены. Но сегодня средства информационной революции используются в противоположных целях», – подытоживает Кляйн.
Корпорации в помощь государствам
В 2013 году бывший сотрудник ЦРУ и Агентства национальной безопасности Эдвард Сноуден передал газетам The Guardian и The Washington Post секретную информацию про то, как американские спецслужбы следят за гражданами. АНБ могло просматривать электронную почту, прослушивать голосовые сообщения, просматривать фотографии, видео, отслеживать файлы. В программе слежения участвовали корпорации Microsoft, Google, Yahoo!, Facebook, YouTube, Skype, AOL, Apple и Paltalk.
Почти сразу Сноудена обвинили в шпионаже и похищении государственной собственности. Американские власти объявили его в международный розыск, Сноуден сбежал из США сначала в Гонконг, потом – в Россию, где больше месяца пробыл в транзитной зоне «Шереметьево». Сноуден попросил политическое убежище у более чем 20-ти других стран, но ему отказали. С 1 апреля 2013 он получил временное политическое убежище в России.
Разоблачения Сноудена вызвали ожесточенные споры о допустимости массового негласного наблюдения, в рамках государственной тайны и балансом между защитой персональных данных и обеспечением национальной безопасности в эпоху после 11 сентября 2001 года. Мобильные телефоны и интернет стали мощными средствами для массовой слежки со стороны государства. Этому способствуют могущественные корпорации типа Yahoo!, которая сотрудничала с китайским правительством по поиску диссидентов, или AT&T, которая помогала АНБ прослушивать телефонные разговоры граждан без их ведома.
После 11 сентября возникло такое понятие, как «театр безопасности». Это явление в обществе, когда с помощью некоторых ограничений государства пытаются повысить безопасность, но меры оказываются контрпродуктивными.
«Возьмем взрывы в петербургском метро 2017 года. Критическая ситуация, паника, страх. Что делает в этот момент госаппарат? Они вводят тотальную проверку пассажиров метро, проверяют каждого. Как следствие, создаются огромные очереди перед рамками-металлоискателями, то есть идеальная мишень для террористической атаки», – приводит Забороне пример аналитик Центра социологии права и криминологии Сергей Баглай.
Теракты и война как путь к контролю
В России переломным моментом в формировании новой реальности стал приход к власти Владимира Путина в конце 90-х. Тогда дело двигалось к Второй Чеченской войне, в стране начались теракты. Российский политтехнолог Николай Юхан отмечает, что «борьба с терроризмом продемонстрировала, что Путин – сильный лидер. Путин с армией, Путин на самолете, Путин в кимоно. Путин мочит террористов».
Теракт в Беслане 1 сентября 2004 года усилил меры безопасности в людных местах по всей России, включая стадионы, рынки и транспортные узлы. В Москве улучшили систему камер наблюдения и строго ограничили торговлю на станциях метро, а также закупили новое оборудование и увеличили кинологическую службу для обеспечения безопасности в воздушном и водном транспорте. В самом Беслане в школах и детсадах появилась охрана.
В январе 2011 года произошел взрыв в аэропорту Домодедово. Бомбу пронесли в зал прилета, погибло 37 человек. После теракта власть поручила установить рамки металлоискателей и сканеры во всех аэропортах и вокзалах. Сотрудники служб безопасности обязывают класть на ленту сканера все сумки, в том числе небольшие.
Отдельно в России пытаются контролировать интернет. В 2016 году Госдума приняла пакет законов, которые называют «Законом Яровой», по имени депутатки от провластной партии «Единая Россия» Ирины Яровой. Отныне спецслужбы могут не только «зеркалить», фильтровать и блокировать трафик рядовых пользователей, но и предоставляют ФСБ и другим силовым структурам доступ к данным. Для этого российским силовикам не нужно получать публичного разрешения суда, следить за пользователями можно даже без ведома интернет-провайдера, поскольку силовые структуры имеют собственный дистанционный доступ к СОРМам, которые расположены у провайдеров.
В мае 2017 года запреты в интернете ввела и Украина. Совет национальной безопасности наложил санкции и запретил российские социальные сети «ВКонтакте», «Одноклассники», и «Яндекс». С тех пор к интернет-провайдерам начали приходить «рекомендательные» письма от СНБА и СБУ с перечнем сепаратистских и пророссийских сайтов на блокировку. Вообще, война на Востоке Украины, которая началась в 2014 году, заставила украинскую власть ввести жесткие меры безопасности. Например, на границе для россиян работает биометрический контроль. На территории Донецкой и Луганской областей сначала появились блокпосты, позже, когда война миновала горячую фазу, контрольно-пропускные пункты. В поисках боевиков и российских диверсантов, украинские военные проверяют документы, вещи и автомобили граждан, которые пытаются попасть на подконтрольную территорию. В частности пожилых людей, которые могут получить пенсии только за пределами псевдореспублик ДНР и ЛНР. Образовываются очереди, иногда в них умирают люди.
Активисты и промилитарные группы блокируют телеканалы, которые они считают пророссийскими, а государство давит на оппозиционные медиа, часто аргументируя это защитой суверенитета. В этом году бывший глава министерства культуры Владимир Бородянский предлагал принять так называемый «закон про дезинформацию», который позволил бы государству контролировать медиа, в частности вводил бы уголовную ответственность для журналистов и ускорял блокировку сайтов. Бородянский объяснял это необходимостью ведения информационной войны, в ООН законопроект назвали нарушающим права человека.
Пандемия как новое 11 сентября
Пандемия коронавируса может стать «новым 11 сентября» для мира – то есть событием, которое опять изменит обычные правила игры. Историк Юваль Ной Харари отмечает, что правительства продолжают следить за гражданами и будут получать всю информацию про человека, как это происходит сейчас. «До сих пор, когда ваш палец касался экрана смартфона и нажимал на ссылки, правительство хотело узнать, на что именно нажимает ваш палец. Но с коронавирусом фокус смещается. Теперь правительство хочет знать температуру вашего пальца и кровяное давление под кожей», – пишет он.
Харари уверен: если корпорации и правительства начнут массово собирать биометрические данные, они смогут полностью выучить людей лучше их самих. Таким образом можно будет не только предугадать чувства, а и манипулировать ими. По мнению Харари, правительства всегда могут оправдать усиленный контроль, например, угрозой новой вспышки вируса. А напуганное пандемией общество согласится на такие меры.
Уже сейчас большие корпорации Apple и Google создают технологию отслеживания людей, которые контактировали с больными COVID-19. Новая система через Bluetooth будет отслеживать телефоны, которые находятся недалеко друг от друга, и передавать эту информацию в специальное приложение. Пользователи программы смогут сообщать, что у них диагностировали COVID-19. После этого система проанализирует круг контактов человека за две недели и предупредит других о том, что они общались с зараженным. Имя зараженного при этом будет скрыто. Сначала система будет встроена в официальные приложения организации здравоохранения. Но в следующие месяцы ее вмонтируют непосредственно в операционные системы Android и iOS, и загружать отдельное приложение не понадобится. Корпорации уверяют, что все данные пользователей будут конфиденциальными. Но никто не может гарантировать, что систему не будут использовать правительства в собственных целях.
Впрочем, некоторые эксперты более оптимистичны в своих прогнозах. «В кризисные моменты люди более склонны пожертвовать свободой ради безопасности, но когда угроза проходит – пытаются вернуться к тому же уровню свобод, который существовал до этого», – говорит Забороне аналитик Украинского Института Будущего Илия Куса. Он напоминает, что «патриотический акт», – принятый в США в октябре 2001 года, был фактически отменен президентом Бараком Обамой в 2015 году. Зато начал действовать «Акт про свободу США», который запрещает Агентству национальной безопасности прослушивать разговоры, а также электронную слежку и сбор информации о жителях США. Теперь слежка возможна только через суд.
«Мы сами склонны приглашать государство, особенно во времена больших вызовов и кризисов, – подытоживает аналитик Сергей Баглай. – Мы это видим и сейчас, в разгар пандемии коронавируса».
