'
Вы читаете
Рынок засыпает, прекариат просыпается. Катя Сергацкова — про особые места, которые остаются незамеченными

Рынок засыпает, прекариат просыпается. Катя Сергацкова — про особые места, которые остаются незамеченными

Katerina Sergatskova

Раз в две недели главная редакторка Забороны Катерина Сергацкова рассказывает истории про места, которые формируют нашу реальность и часто остаются незамеченными.  В этой колонке она рассказывает про Благбазу одно из самых притягательных, пугающих и малоизвестных мест на постсоветском пространстве

В Харькове есть магическое место, Благбаза. Так называют барахолку возле центрального рынка, в честь Благовещенского собора рядом. От всего остального мира барахолку отделяет магическая разработка мэрии Харькова – пластиковая арка «Рынокъ старых вещей». И тонкая, мелкая речка Лопань.

благбаза ленин
Заборона / Татьяна Денисенко

Каждые выходные мир Благбазы наводняется прекариатом. Трудяги с заводов, безработные, бомбилы, бывшие комиссионщики, бездомные, мелкое ракло и обедневшая до дыр интеллигенция. Все собираются здесь, чтобы купить и продать что-нибудь ненужное. Шахматы, кресты, алюминиевые кружки, патроны, фарфоровые собачки, пластмассовые шланги, почтовые открытки, нашивки СС, советские пилотки, плюшевые медведи, удочки, подсохший клей ПВА… Вся жизнь бывшей коммунистической империи за сто с чем-то лет хранится здесь, под брюхом причесанного центрального рынка.

Каждые выходные на Благбазу приходит Вова Туровский. Он художник. Вова арендует на барахолке контейнер. Контейнер стоит на вес золота, поэтому каждый арендатор заполняет свой под завязку, так чтобы по швам трещал. Обычное приветствие продавцов Благбазы звучит так: «Ну шо, на контейнер уже натороговал?»

У Вовы с контейнера продаются пластинки советской музыкой, старые игры и игрушки, заводские указатели и восхваляющие Ленина плакаты позднего коммунистического периода. Впрочем, Ленин есть в каждом втором контейнере. В отличие от Сталина, не раритет: бронзовые головы вождя продаются по соседству с алюминиевыми тазиками и резиновыми сапогами. Вещи на продажу Вова берет из ниоткуда: находит. Возле мусорных баков, на других барахолках. Иногда забирает у знакомых, которым хлам уже не нужен.

— Посмотри, вот я на днях раритет на мусорке нашел, – говорит Вова и протягивает оригинальный плакат к немому фильму Перестиани «Красные дьяволята» про борьбу Красной конной армии против махновцев. Фильм снимался в Грузии и в Крыму и вышел в прокат в 1923 году. Потом на основе этого сюжета снимут «Неуловимых мстителей». – За пятьсот отдаю.

Когда-то Вова дружил с байкерами, а когда случилась аннексия Крыма, байкеры раскололись на своих и чужих. Вова выбрал своих и вслед за товарищами отправился на фронт добровольцем. На войне он стал рисовать военные пейзажи и продавать их в своем контейнере. Только редко кто покупает – в сравнении с барахлом, дорого. Когда с постамента на площади Свободы стягивали статую Ленина, Вова радовался, как дитя, и пока все собирали на память осколки декоммунизированного вождя, Вова стащил веревочку, которой Ленина повалили. Веревочка до сих пор у него, такое на барахолках не продается.

барахолка
Заборона / Татьяна Денисенко

За триста Вова продает картину «Станица Луганская» – он ее тоже где-то нашел. Автор неизвестен. Неуверенной рукой на листе ДСП маслом изображен мост, а перед мостом – дерущаяся толпа. На оборотной стороне сообщается, что картина написана в 2012 – до того, как мост в Станице Луганской разрушился войной и стал сюжетом больших новостей.

Пока Вова торгует со своего контейнера, в соседнем женщина говорит покупателю:

— Клавиатура – 20 гривен. Состояние… неизбежное.

В другом контейнере продавец объясняет покупательнице:

— Вы мне позвоните, мой номер на 21 заканчивается. Знаете что смешно? 21 – это как у моей дочери. Моя дочь родилась с 21 пальцем. Вот, смотрите. Отрезали, когда 10 килограмм набрала. Ей щас сорок восемь…

благбаза рынок
Заборона / Татьяна Денисенко

Такие барахолки – часть нашего ДНК. Прекариат перекупает друг у друга вещи, от которых избавился кто-то более успешный. Но вирус вносит свои коррективы: карантин остановил работу рынков. Впрочем, торговцы все равно приходят, чтобы продать хоть что-то. Вова – не исключение. Он тоже приходит.  В своем ютуб-канале, посвященном жизни Благбазы, Вова говорит коллеге-торговщице бабе Вале: «Я бы с удовольствием посидел [дома], но у меня все в товаре, а денег на три дня. Через три дня у меня реально голод начнется».

Благбаза живет в мире, где не существует социальных гарантий, нет справедливости, взаимовыручки через Фейсбук и капуччино на миндальном молоке. Как и в начале девяностых, здесь время застыло в состоянии неуверенности и недоверия. В этом мире человечество одинаково уязвимо и вынуждено собирать по мусорным бакам чужой хлам, чтобы заполнить контейнер, отбить его аренду и заработать на хлеб. В этом мире жизнь и смерть гуляют рядом, а художник Вова ищет ответ на вопрос, почему хлам покупают, а его искусство – нет.

Сколько еще таких торговцев? Сколько рынков? Вирус обнажил уязвимость тысяч таких, как Вова. Но они, конечно, выживут, – потому что всю жизнь выживают. Да и на хлам у нас всегда будет спрос.

Сподобався матеріал?

Підтримай Заборону на Patreon, щоб ми могли випускати ще більше цікавих історій