Книги о религии, вере и различии между ними. Рекомендации Забороны

Одни люди находят в вере утешение и покой, а для других она становится приговором, вынесенным тоталитарным режимом. Специально для Забороны критикиня Мария Блиндюк ежемесячно раскрывает чувствительные темы через книги. На этот раз она рассказывает, как литература освещает веру и религию.

Портреты кровавых диктаторов в рассказах их поваров — тех, кто знал предпочтения и характеры правителей лучше их семей. Польский репортер ездит по миру в поисках хоть какой-то информации о гастрономических привычках диктаторов. Здесь лидер Камбоджи, за время правления которого умер каждый четвертый житель страны, оказывается улыбчивым, симпатичным мужчиной с остроумными шутками. А параноидальный диктатор Уганды, который истребил тысячи людей и четвертовал одну из своих жен, любил шотландскую и британскую кухни, а также щедро повышал зарплаты трудолюбивым слугам.

У всех героев Витольда Шабловского, рассказывающих о временах диктатуры, есть нечто общее: они оказались под влиянием определенной религии. Сын имама, ставший лидером Албании, убивал всех, кто мог помешать его политической карьере — даже бывших одноклассников, которые помнили, как плохо он учился в школе. Самой отдаленной связи с обвиняемым было достаточно, чтобы Пол Пот осудил человека на смерть. Неважно, опиралось ли все на ислам Саддама Хусейна или агностицизм Фиделя Кастро: идеология правителей заставляла их сторонников верить в богатство страны, готовя на ужин крыс и летучих мышей.

Братья встречаются в доме, где росли, чтобы похоронить мать. Здесь они отделены от мира: с одной стороны линия фронта, с другой — взорван мост. Постепенно в дом будут сходиться другие люди: плакальщицы, которые будут отпевать маму, сосед, у которого вот-вот родит жена, и бывший одноклассник — почтальон без почты (потому что почту сожгли). В оборванных диалогах они будут пытаться понять окружающую бессмыслицу, не слыша друг друга. Весь абсурд этой реальности тонко почувствовал и передал в одноименном спектакле режиссер Стас Жирков, который поставил пьесу на сцене киевского Театра драмы и комедии.

В художественных текстах Сергея Жадана всегда присутствует религия — обычно это символы, всплывающие как образы в разговорах героев. В пьесе «Хлебное перемирие» говорят о том, что все вокруг стали слишком религиозными, но поздравляют только на «праздники», о том, как собираются деньги на строительство церкви, о связи между «православностью», политикой и умением слушать людей. Религия становится объектом сюжета. И именно поэтому читателя не оставляет тревога за героев: теперь их не спасет высшая сила. Здесь они сами за себя.

Польский мусульманин вот уже семь лет живет в Египте — месте, где исламом мотивируют и оправдывают насилие над женщинами, мужчинами, детьми и животными. Репортер показывает, как религиозность вышла за пределы мировоззрения, став слепой верой. В XXI веке в Египте до сих пор вырезают клитор молодым девушкам, ищут пары для брака через сваху и пытают коров «на радость Богу».

Пьотр Ибрагим Кальвас общается с местными об их вере и египетских буднях, пытаясь понять тысячелетние традиции сегодня. Сочетая историко-политический бэкграунд с полевыми наблюдениями и разговорами, он составляет полноценную картину религиозной среды, правила которой часто граничат с абсурдом и жестокостью.

В мексиканском городке Ла-Матоса пульсируют истории: женщины рожают детей, зарабатывают сексом, геи перекидываются гомофобными шутками, сидя на клее и кокаине, 13-летних девушек насилуют их отчимы и братья. Всех жителей Ла-Матосы объединяет трепетный страх перед Ведьмой — трансгендеркой, которая устраивает в своем доме вечеринки, редко оттуда выходя. Одни говорят, что Ведьму породил дьявол, другие — что это гей с неисчерпаемыми запасами наркотиков и спрятанными в глубинах дома сокровищами. Но никто не отрицает культа вокруг этой личности, порождая новые легенды. Даже после смерти Ведьмы — из ненависти, страха или любви — жители города не прекращают верить в демоническую силу, что умножает количество жертв.

Казалось бы: что (авто)биография Дэвида Линча, написанная журналисткой Кристин Маккеной и прокомментированная режиссером, могла бы рассказать о вере? Автор «Головы-ластика», «Малхолланд Драйва», «Твин Пикса» и других сюрреалистических картин в течение жизни создавал собственный мистический микрокосм. Вся его фильмография формирует темную мифологию, которую легче почувствовать, чем объяснить.

В 27 лет режиссер открыл для себя трансцендентальную медитацию, которую активно популяризирует до сих пор. С тех пор Линч сильно изменился, о чем говорит и он сам, и его близкие: стал более спокойным и «светлым». А вот сюжетам Дэвида Линча остается только искренне верить, ведь о них он говорит не так охотно, как о медитации. Собственно, посещение Дэвидом Линчем Украины и местные выступления в основном касались его благотворительного фонда трансцендентальной медитации, а не фильмов.