До 2014 года журналисты любили называть Луганск «Дальним Востоком Украины». Сейчас это столица так называемой «Луганской народной республики», но несмотря на существенные пророссийские настроения в городе, здесь все же развивалась украинская культура. Специально для Забороны журналистка Светлана Ославская на основе истории организации СТАН рассказывает, как развивалась независимая культура самого восточного областного центра до 2014 года. Сегодня СТАН находится в Ивано-Франковске и помогает развиваться активным молодым людям, создает образовательные и культурные проекты с акцентом на темы общественного разнообразия, прав человека и развития гражданского общества.
Ранние 2000-е – оппозиция и изоляция
В начале 2000-х вчерашний выпускник школы, крымчанин, после провала на экзаменах в Москве приезжает в Луганск, где поступает на учителя кройки и шитья в местный университет. Он носит длинный «хаер» и кулон-пацифик на шее, пишет стихи и ищет близких по духу неформальных людей. Узнает об организации, где «говорят правду про свои и чужие тексты».
– Это было творческое объединение СТАН. Все маститые литераторы обходили стороной это место. Потому что они читали текст, а им говорили, что это говно, – вспоминает свой приход в СТАН тот самый крымчанин Ярослав Минкин.
В 2008 году на основе этого творческого объединения он станет сооснователем общественной организации СТАН, вместе с Константином Скоркиным и Еленой Заславской. Но пока литгруппа СТАН любит анархистскую эстетику, выступает против официоза, пафоса и советизации официальной культуры.
Литературная жизнь Луганска того времени казалась молодым людям болотом, а официальная культура – «бесплодной», вспоминает Скоркин. Издавать свои произведения в сборниках-«братских могилах» на средства из городского бюджета молодые авторы не хотели. Как объясняла Елена Заславская в интервью «Украинской Неделе» («Українському Тижню») в 2011 году, СТАНовцы стремились, чтобы Донбасс «наконец проснулся от совковой спячки».
Это «пробуждение» происходило в то время, когда в Луганске к власти пришла группа влиятельного политика Александра Ефремова. Его называют отцом луганского сепаратизма, а еще он «отец» уничтожения луганской промышленности. Предприятия области один за другим доводили до банкротства, обвиняя в этом Киев и параллельно развивая миф о самодостаточности Луганщины. В это же время, в 2000 году, Владимир Путин становится президентом РФ, а в области появляются общества и объединения, которые пропагандируют пророссийскую повестку, большими тиражами издают газеты под названиями, например, «Братья славяне». Пожалуй, головы многочисленных безработных были неплохой почвой для таких идей. В гуманитарной политике Луганска тон задавал областной фонд «Благовест» («Благовіст») с сильным православным уклоном.
Люди, которые представляли неофициальную культуру, были и в оппозиции к вот такой официальной культуре Луганска, и в изоляции от современной культуры остальной страны. Изоляцию усугубляло и то, что писали в основном на русском, а потому были, к сожалению, не всегда желанными гостями на литературных событиях и в литературных сборниках. Эта обида луганчан на такую политику – или скорее отсутствие политики по включению русскоязычных украинских авторов в украинский контекст – еще аукнется в 2013-2014-м. Поездов интерсити еще не существует, автостоп – самый доступный способ познавать страну. Как вспоминает поэтесса Любовь Якимчук, которая присоединилась к группе в 2003 году, СТАН был довольно закрытым сообществом и «открылся» только после Оранжевой революции: тогда луганчане начали ездить по Украине, участвовать в украинском литературном процессе.
2004 – важная веха
Дело не в том, что Оранжевая революция что-то радикально изменила для Луганска. Но о 2004 годе как о важной личной вехе вспоминают луганчане и жители других городов области.
Кого-то протесты в Киеве заставили впервые обосновывать публично свою позицию: проукраинскую, проевропейскую или пророссийскую. Кто-то впервые почувствовал разломы в обществе, разные взгляды и влияние пропаганды. Именно тогда по стране распространяли материалы про «три сорта украинцев», направленные против Ющенко: Восток обозначался как третий сорт. Тогда же, в 2004 году, именно в Луганской области, в городе Северодонецк прошел альтернативный киевским протестам сепаратистский съезд с участием московского мэра Юрия Лужкова, где события Майдана называли «апельсиновым шабашем». Организаторов того съезда, в частности, упомянутого выше Ефремова, так и не наказали, и об этом часто вспоминают местные, когда спрашиваешь их о причинах событий 2014-го.
Оранжевую революцию соучредитель СТАНа Константин Скоркин называет первой школой общественной активности для его поколения – поколения примерно 25-летних – и первым опытом противостояния власти. Он добавляет, что многие представители неофициальной культуры поддержали ее тогда, чего не скажешь о большинстве жителей города.
– Луганск нельзя сравнить с другими городами Украины, где начались кардинальные изменения, которые продолжаются до сих пор. В Луганске это все было слабее, но было, и об этом нужно помнить.
Оранжевая революция будет иметь далеко идущие последствия в культуре. Возможно, одним из них будет визит Юрия Покальчука – впервые известный украиноязычный украинский писатель приехал в Луганск представить книгу. Покальчук потом говорил, что Луганск – это остров с уникальной культурой. Писатель умер в 2008 году, а СТАНовцы организовали в Луганске акцию его памяти и тепло вспоминали Покальчука как человека, который многое сделал, чтобы Луганск превратился из острова в полуостров.
2008 и далее – арт-провокации
В эти годы члены СТАНа проводили андеграундные акции. Коротко вспомним две из них. Арт-террористический фестиваль «Восстание». В трамвае читали стихи, музыканты что-то играли, на перилах висели картины – было весело и эпатажно. Для Луганска 2008 года и для любого украинского областного центра 2008 года это было круто. СТАН подавал это как акцию протеста против демонтажа в Луганске трамвайных рельсов – против уничтожения экологического и социального транспорта.
Или еще – «арт-исследование отношения людей к Сталину». Ярослав Минкин ходил по городу, обмотанный бинтами, которые были исписаны именами погибших от репрессий. Говорил, что он – мумия Сталина, и восстал, потому что многие люди хотят снова тирана.
Это происходило в городе, где активно действовали православные организации, поддерживаемые Московским патриархатом. Они боролись с Европой, гендером и гомосексуальностью. В 2010 году большинство луганчан проголосовало за Виктора Януковича, который и стал президентом.
Любили ли луганчане своего, донбасского президента? По крайней мере, они за него голосовали. И здесь уместно вспомнить еще одну провокационную акцию в стиле СТАНа. Художник Вячеслав Бондаренко, известный также как Слава Бо, в 2011 году изготовил «Икону Януковича» из коробки конфет «Свиточ». С ней сделал перформанс «ОКрестный Ход». Слава Бо вспоминает, что одной из целей ходы с «Януконой» было проверить отношение народа к президенту. Подходили к людям и показывали икону, ничего не говоря. И вот что показал «экзитпол»:
– Люди плевали, крутили дули. Никто не прикладывался, – вспоминает он.
2010-е – от провокаций к конструктиву
Эпатажных акций было много, но со временем СТАНовцы выросли и пришли к системной работе в культуре. СТАН был партнером Фестиваля документального кино о правах человека Docudays в Луганске, организовывал свои фестивали. Работал вместе с правозащитниками, в частности, в 2013 году они делали акцию в поддержку нигерийского студента одного из луганских вузов Олаолу Феми, которого незаконно обвинили в попытке умышленного убийства четырех человек.
Как объясняет Скоркин, молодые бунтари повзрослели, увидели, как устроена культурная жизнь в других городах и странах – и с этим опытом начали что-то делать в Луганске. В 2012 году СТАН принял участие в проектах культурного картирования и создал «Культурную карту Луганска», для которой переписали все городские культурные организации, провели опрос и разработали рекомендации. Только воспользоваться ими не успели.
Тогда же СТАН начал участвовать в международных культурных проектах и привозить в Луганск иностранцев. Весной 2012-го приехал польский художник и издатель Артур Вабик. На основе романа Жадана «Ворошиловград» поляки создали комикс, а потом решили нарисовать граффити по мотивам этого комикса в экс-Ворошиловграде. Но когда художники начали рисовать на опорах моста, появилась полиция и с десяток зевак. Хотя Вабик в воспоминаниях о поездке и пишет, что не понимал дискуссии, он все же уловил ее суть, и не только о конкретном мурале, а в целом о ценностном противостоянии в луганском обществе:
– Обсуждение касалось не столько формального разрешения, сколько ответа на фундаментальный вопрос: «зачем и кому это нужно?». Молодежь утверждала, что нужно, а старшие говорили, что это лишнее, даже вредно. У меня сложилось впечатление, что дискуссия между украинцами была не столько о нас, сколько об определенных общих принципах. На моих глазах боролись традиция и современность. Советский мир защищал себя от натиска западного мира.
Когда СТАН переходил к институциональной работе, организации русского мира в Луганске также профессионализировались. Круглые столы на тему Евразийского Союза происходили в шикарных ресторанах, где организаторы цитировали Путина, а гости из России произносили сентенции о моральном кризисе Европы.
Ярослав Минкин вспоминает об одном из таких мероприятий, на который пригласили СТАН:
– Рассказывали, что Америка хочет нас захватить. Духовность, нравственность, славянские ценности, космос, аура – радикальный ультраправый дискурс «русского мира». И что самое циничное – они собирались под крышей библиотеки им. Горького, которая на 50% финансировалась из США.
Вот с такой разнообразной общественной жизнью и подошел Луганск к 2013 году, когда все скрытые противостояния вышли наружу.
2013 – распад
В 2013 году в культуре Луганска происходили процессы, похожие на те, что и в остальной Украине. И профессионализация, о которой упоминалось выше, вылилась в новые инициативы. Например, художники и активисты взялись ревитализировать постиндустриальное пространство «10-й цех», который запустили в январе 2014-го.
В 2013-м году, как и в 2004-м, неформальная культура в значительной степени была на стороне Майдана. Конечно, не все поддерживали протесты в Киеве, и в СТАНе случился раскол: одна из ключевых фигур объединения, Елена Заславская, не восприняла Майдан и порвала с организацией. Позже она поддержала так называемую «Луганскую народную республику» и стала одной из главных пророссийских и сепаратистских поэтесс оккупированного Луганска.
Первые митинги Луганского Евромайдана состоялись в конце ноября 2013 года. 9 марта 2014 сепаратисты захватили луганскую ОГА. В тот же день в арт-кафе «Чиллаут Донбасс» проходил Шевченко-фест. Музыканты, поэты, выставка плакатов по мотивам афоризмов Тараса Шевченко, ярмарка книг. Как вспоминает соорганизатор события Анастасия Медяник, владелица кафе сказала: «Мы закроемся – и все будет хорошо». Так и произошло: когда собралась публика, двери закрыли и провели фестиваль.
Сначала активисты посмеивались над антимайдановскими демонстрациями, где участники держали плакаты с призывами против участников СТАНа, но даже не знали, как выглядят эти люди. А потом, вспоминает Минкин, в соцсетях начали распространять списки «фашистов и их приспешников», с телефонами и адресами.
Кто-то уедет из города раньше, кто-то позже. Кто-то побывает в плену, как, например, автор «Януконы» Слава Бо. Кто-то – останется. Елена Заславская, одна из бывших лидерок СТАНа, станет активной участницей «республики», будет выступать с агитбригадой в прифронтовых городах и войдет в «Союз писателей ЛНР». Константин Скоркин не поддержит сепаратистов и уедет из Луганска. Сегодня он живет в Москве и пишет для Центра Карнеги.
Ярослав Минкин переедет в Ивано-Франковск, где продолжит СТАН несколько по-новому. Теперь эта молодежная ОО работает с образованием молодежи, темами прав человека, общественного многообразия и демократии. Опыт уличных акций временами все же вспоминают. В Берлине в 2016 году во время форума UkraineLab Минкин инициировал акцию культурной дипломатии. Ее участники стояли на улице с различными табличками, которые должны были привлекать прохожих к разговору, например, «I am Ukrainian mother to be, ask me». Минкин стоял с табличкой «I am from Luhansk».
После 2014-го – там ли сейчас Луганск?
«Я вижу, многие до сих пор не верят, когда я говорю, что Луганска не существует», – писал в 2011 году художник Андрей Достлев. В этом популярном по тем временам и опубликованном в livejournal тексте он доказывал, что Луганск – это вымышленный при Сталине миф, а на самом деле такого города нет. Не все читатели поняли иронию.
Художник Артур Вабик:
– Я часто спрашиваю себя: где сегодня все те люди, которых я встретил в Луганске? Где милиционеры с вокзала, студенты из храма Святой Татьяны, покрытые рунами музыканты, чернокожие танцоры возле памятника Ленину? Где теперь Старт, Настя, Алексей, Анна, Евгений, Юлия и Женя, которая исчезла с Facebook? Я плохо читаю кириллицей, но мне кажется, что никто из них не остался в Луганске. Есть ли там Луганск вообще до сих пор?
Луганск и до сих пор там. Но то, что десять лет назад казалось «полуостровом», теперь все больше и больше отдаляется от берега, с которого мы смотрим на него.
Интервью с Вячеславом Бондаренко, Константином Скоркиным, Любовью Якимчкук проведены в 2016 году в рамках проекту «Luhansk’s Art & Facts – Сохранение культурного наследия Донбасса». В рамках этого же проекта Артур Вабик поделился воспоминаниями.
Фото предоставлены героями для проекта «Luhansk’s Art & Facts – Сохранение культурного наследия Донбасса», а также взяты из открытых источников.
