В Луганской области, на территории, подконтрольной Украине — сильнейшие лесные пожары. Из-за них несколько десятков сел сгорели полностью или частично, погибло не меньше 11 человек. Пожары часто бывают на Луганщине, но таких сильных здесь не было несколько лет. И местные жители, и руководство области уверены, что леса поджигают специально — а версии, зачем это нужно, разнятся. Заместительница главного редактора Забороны Юлиана Скибицкая поехала в пострадавшие села и рассказывает, как регион переживает случившееся.
Утром 6 октября на железнодорожном вокзале Лисичанска пахнет гарью и небо покрыто дымкой. Такая пелена привычна для индустриального Донбасса, но в этот раз причиной стали не заводы, а пожары, которые не прекращаются неделю. Спасателям удалось их локализовать, но небольшие очаги по-прежнему вспыхивают в разных местах. А из-за сильного ветра огонь быстро распространяется по высохшим хвойным лесам.
В этом году Луганщина горит уже второй раз. Первый был летом. Летние пожары для этого края — обычное явление, но сейчас спасатели, волонтеры и многие местные уверены, что леса поджигают специально. Версии, зачем это кому-либо, разнятся — от «диверсии» и попытки скрыть незаконную вырубку лесов до конспирологических предположений типа «так хотят землю продать» и «тут рядом сланцевый газ, дело в нем».
— Никого тут не останется и ничего тут не будет, — безапелляционно заявляет продавщица в селе Вороново, сильно пострадавшем от пожара. — Кто тут будет жить? Кому теперь нужна эта пустыня Сахара?..
Вороново
Александру Шмалю, можно сказать, повезло — октябрьские пожары не дошли до его садоводства. Но оно и так достаточно пострадало летом: лес не восстановился — высоченные сосны стоят обугленные, а вместо зеленой хвои — рыжая. Шмаль на этом фоне смотрится по-странному органично — такой же, как сосна, высокий и худой, с черным от сажи лицом и всклокоченными кудрявыми волосами.
— Шишки летели как пули, — вспоминает Шмаль летний пожар. — Вот тут был забор огромный, деревянный, шикарный забор. Вот полностью по этому периметру. Как видишь, сгорел подчистую, ничего не осталось.
Шмаль показывает на разрушенные дома — вот этот сгорел, хозяева решили не восстанавливать. Вот тут тоже пепелище, там еще и женщина погибла. У самого Шмаля подчистую выгорел виноградник. Для него это весомый урон.
Александр Шмаль — луганский театральный режиссер. Одно время он был руководителем государственного театра в Северодонецке, но из-за конфликта с начальством уволился. Жил в Луганске, создавал там неформатные театры, а как началась война, был вынужден приехать в Северодонецк. Сейчас Шмаль постоянно проживает именно в этом садоводстве, строит планы по ремонту дома. Спектакль, который он планировал ставить по своей же пьесе, в итоге превратился в фильм. Говорит, что и снимать его проще, да и быстрее, а время играет роль — один из актеров Шмаля скоро уезжает на заработки в Германию.
В 10 километрах от садоводства, где живет Шмаль — село Вороново. Оно наполовину сгорело. Возле одного из разрушенных огнем домов на корточках сидит мужчина в красной рубашке. Он в чем-то похож на Шмаля — такой же худой и растрепанный. Из-под рубашки выглядывает большой серебряный крест. Мужчина представляется Василием, а дом не его — он сторож. Хозяева уже давно уехали, и все, чего боится Василий — что ему не отдадут зарплату.
— Та спал я, когда оно гореть начало. Выскочил сразу, а оно оттуда шло, — Василий машет рукой куда-то вдаль, в сторону леса. — Ну у меня какая вода была, я начал поливать. А шо его поливать. Потом уже пришли пожарники. Я уже с такой злостью вот эту стенку — не знаю чем дернул — и она упала.
— Помощь приезжала к вам? — спрашиваю я.
— Дали две банки консервов, булку хлеба, паштета какого-то, воды набрал. От тут погреб был — там картошка вся запеклась. Поел. Вон смотри! — Василий подкатывает брюки, на ноге свежий ожог. — Вот так!
На соседней улице пограничники разбирают завалы. Один из них сухо отчитывается, что бригада приехала сюда по вызову, помогает пострадавшим. Разобрали уже десять домов. На просьбу представиться отмахивается: «Не уполномочен давать комментарии».
Хозяин дома растерянно и немного беспомощно стоит посреди двора.
— Огня я не видел, дым был, — говорит он. — Зашел, сели ужинать. Жена кричит: «Витя, пожар во дворе». Я в чем был — в домашних брюках и тапочках — выбежал, а оно все уже горит. Машину с гаража выгнал, и в пламени поехали. Бабушку подобрали почти без ноги.
— Все, хватит, хватит, — перебивает его молодая женщина, его дочь. — Извините, ему 85 лет, он как начинает рассказывать, сразу нервничает, плачет.
Еще во время летних пожаров президент Украины Владимир Зеленский пообещал пострадавшим компенсацию 300 тыс. грн. На такую же сумму могут рассчитывать и те, кто пострадал сейчас.
— Вы не понимаете, — говорит женщина. — Тут люди всю жизнь жили, копили, собирали. У многих имущество было на 800, на 900 тысяч.
— Как вы думаете, почему горело? — спрашиваю.
— Поджигали, специально. Не знаю, зачем. Кому-то мы мешаем, хотят нас выжечь отсюда. Может, земля нужна, чтобы ее продать.
Через пять метров — еще один сгоревший дом, во дворе стоит полностью выгоревший микроавтобус. Мужчины разбирают кирпичи. Хозяйка плачет.
— Что мне та компенсация, зачем она мне. Я всю жизнь тут прожила, я не хочу отсюда уезжать. А это все уже не восстановишь. Лучше бы здесь построили вдоль дороги одинаковые домики, и все, и больше ничего не надо! Все остальное сами достроим, доделаем. Только кому это будет надо.
Смоляниново
В Северодонецке парни из организации «Восток SOS» собираются ехать в пострадавшие от пожара села. Старенький минивэн под завязку забит лопатами, граблями, ведрами. На крыше автомобиля привязаны две садовые тачки. Все это нужно, чтобы разгрести завалы от сгоревших домов.
— Мы сейчас везем гуманитарную помощь точечно, — говорит волонтерка «Восток SOS» Юлия Красильникова, пока мы сидим в офисе организации и ждем загрузки машины. — Раньше мы возили всем, но сейчас так делают все волонтеры, это неэффективно. Гуманитарки много, уже людям и не надо, а все равно тащат.
— Там женщина пришла, говорит, что заберет пару пакетов, — прерывает наш разговор один из волонтеров.
— Макс, скажи ей, пусть еще пару пакетов заберет, а лучше вообще все!
Наш маршрут — села Муратово и Капитаново, в 30 километрах от Северодонецка. Мы едем по новенькому автобану, построенному в рамках «Большой стройки» Владимира Зеленского за деньги государственного ковидного фонда. Асфальт еще блестяще черный, стройка закончилась недавно. На Луганщине бабье лето, тепло и солнечно, лес выглядит, как на картинках в учебниках по природоведению — ярко-желтый и красный. Вперемешку с ним — голые, обугленные столбы сгоревших сосен на черном песке.
Мы обсуждаем грядущие местные выборы — в Кременной баллотируется поддержавший боевиков в 2014 году Владимир Струк, а в Северодонецке голосования вообще не будет. Центральная избирательная комиссия отменила тут выборы, посчитав город горячей точкой. Вдоль дорог изредка встречаются предвыборные билборды, «Оппозиционная платформа — За жизнь» обещает «вернуть мир». Пять лет назад, когда я приезжала на выборы на Донбасс, лозунг партии, состоящей в основном из осколков бывшей «Партии регионов», был точно таким же.
«Все очаги возгорания локализованы и потушены», — отчитывается на брифинге глава Луганской области Сергей Гайдай. У нас не получается дослушать его до конца — здесь плохая мобильная связь и нет интернета. Через пару минут волонтер «Восток SOS» Женя Васильев присвистывает и показывает рукой в сторону. Над лесом — черный дым.
— Ты посмотри, как горит! — говорит он.
— Это что ж там так горит, что дым такой черный? — восклицает его коллега.
— Шо, поехали тушить? — говорит Васильев. И сам же отвечает — Прости Муратово, мы едем тушить пожар!
Мы сворачиваем и останавливаемся на обочине рядом с озером, откуда пожарные машины качают воду. Отсюда до места пожара — около километра. Это возле села Смоляниново, которое уже пострадало от огня. Координатор «Восток SOS» Костя Реуцкий раздает лопаты и перчатки, напоминая о правилах безопасности — в лес по одному не заходить, держаться рядом, надеть маски, потому что от дыма может поплохеть. Этот инструктаж больше для формальности и предназначается мне — остальные тушат пожары с первых дней.
Лес горит по низу и почти не затухает. Здесь у него есть сильный союзник — ветер, он не дает углям прогореть, раздувая огонь с новой силой. Все, что мы можем сделать — это засыпать очаги землей и песком, чтобы прибить пламя. Получается не всегда, и тогда вспыхивает в самых неожиданных местах.
Бригада пожарных тянет шланг от машины — он коротковат и его не хватает.
— Олег, сбрасывай [воду]! — кричит один из пожарных. Он заливает горящие деревья из шланга и идет вглубь.
Мы идем дальше — тут уже особо нечего тушить, а вот в ста метрах лес еще горит. Несколько пожилых мужчин с лопатами засыпают огонь землей. Это лесники, которые первыми приезжают на пожар. Один из них предлагает мне выпить воды из своей бутылки — здесь всем не до гигиены и коронавируса.
— Я не думаю, что это поджог, — говорит лесник. — Тут тлело понемножку еще с начала [пожара 1 октября], потом ветер, и оно дальше все загорелось.
Молодой пожарный с закопченным лицом и черными руками останавливается возле нас и закуривает сигарету. На вид ему не больше 22 лет.
— Посмотри, — кивает он на пожарный шланг. — Он сюда вообще не подходит, он городской. Я квартиры тушу, в городе работаю. А уже неделю сюда кидают.
— Вы всю неделю тут работаете? — спрашиваю я.
— Когда как, — отвечает пожарный. — Когда трое суток без перерыва, когда на сутки уезжаем поспать, а потом опять сюда. Это за сегодня мой десятый пожар уже. Сюда по-хорошему надо десять человек, а у меня бригада — три. Не хватает людей, потому что набора нет.
Аккуратно затушив окурок о подошву сапог, продолжает.
— Я тут был первого [октября, когда начались пожары]. Мы днем все потушили, ночью вижу — машина проехала и буквально через 10 минут все загорелось, поехали тушить.
— Думаете, подожгли специально?
— Конечно, специально, — кивает пожарный. — Тряпку кинул — оно все и вспыхнуло. И лесники нам говорили, что тоже видели [как поджигали лес]. Одних даже чуть не поймали — сбежали.
— У нас тоже свидетели есть, но они не хотят говорить, боятся, — включается в разговор Женя Васильев. — Видели, как с той стороны стреляли специально, чтобы лес загорелся. Там под Станицей [Луганской] так горело, как в 2014-м не горело. Поджигают…
Капитаново и Муратово
В Муратово и Капитаново мы приезжаем, когда начинает смеркаться. Автобана здесь уже нет, минивэн трясет на проселочной дороге. Вдоль стоят полуразрушенные закопченные дома. От большинства остался только фундамент и груда обожженных кирпичей. А вот маленькая деревянная часовня цела, огонь ее не тронул. Она выглядит неестественно чистой на фоне черного песка и таких же черных домов.
Мы разгружаемся возле одного из дворов, хозяева которого позвонили в «Восток SOS» и попросили о помощи. В планах было еще и помочь разгрести завалы, но уже темнеет и смысла в этом нет. Из руин дома выбегает котенок с обоженными усами и закопченной мордочкой. Он доверчиво тычется в руку и мурчит, но услышав шум, вскарабкивается на дерево. Там безопаснее.
— Та тут мы были, когда оно все началось, — рассказывает пожилой хозяин сгоревшего дома. — Огонь оттуда пошел, ну и на нас все.
— Еда есть у вас? — спрашивают волонтеры.
— Та поедим сейчас, там картошка есть, а у сестры моей хата целая осталась, пойдем к ней готовить. У меня тут газовая печка осталась, но газа нету.
В соседнем селе Муратово в одном из дворов уцелел только гараж, местные говорят, что тут живет пожилая женщина. Но дома ее нет, хотя из печной трубы идет дым, и от этого становится как-то спокойнее — значит, жива.
Подходит мужчина — он показывает на соседний, полностью сгоревший дом и говорит: «Тут тетка моя жила». Мы отдаем ему пару лопат и ведер.
— Ну ветер подул, оно и пошло гулять, — рассуждает он. — То может, если бы ветер был в другую сторону, то оно бы так и не зацепило.
— А пожарные приезжали?
— Та шо они приезжали! Приехали, вон там стали и уехали потом. Если бы техника вовремя приехала….
— Та что та техника, — перебивает Женя Васильев. — Там по верху горело. Что бы пожарные сделали?
— Ну может, — соглашается мужчина. — Спасибо, мужики. А гвоздей у вас часом нету? Ну ладно, и на том спасибо.
У здания сельсовета в Капитаново стоят машины военных медиков, возле входа лежит картошка, лук и капуста, десятки банок с консервацией. Продавщица из магазина кричит: «Хлопцы, если хотите есть, возьмите пару закруток!». Женя Васильев ворчит — еще пару дней назад здесь все жаловались, что нечего есть, а теперь не знают, кому отдать консервацию. Костя Реуцкий перебивает его: «Так это ж хорошо!».
— Видишь этот дом? — показывает Костя на один из сгоревших дворов в Капитаново. Там среди груды кирпичей стоит деревянный столик, за ним две фигуры. — Ты их видела, наверное, еще когда мы только заезжали. Это мать с сыном. Вот так они каждый день и сидят здесь. Садятся возле своего сгоревшего дома и сидят, пока не стемнеет.
Кладбище
На окраине села Вороново есть большое кладбище. Там хоронят многих видных людей Донбасса — например, бывшего директора главного завода Северодонецка «Азот» или убитого в 2017 году оппозиционного депутата Сергея Самарского. Здесь же похоронены родители Александра Шмаля. Их могилы на окраине.
Околицы кладбища тоже задел огонь. Гранитные памятники только почернели, а вот деревянным повезло меньше. Шмаль говорит, что не был тут несколько лет, но «ноги сами выносят» его к могилам близких. Деревянный крест на могиле отца упал и наполовину сгорел, табличка на могиле матери поплавилась. Шмаль бережно оттирает ее рукавом и ставит на место. Прислоняется головой к могиле и несколько минут молчит. Вокруг — сгоревшие и покосившиеся кресты. Неподалеку молодая пара очищает памятник от гари.
— Вот так вот, Юлиана, — закуривая сигарету, обращается ко мне Шмаль. — Если бы не вы, если бы не эти пожары, я бы еще неизвестно сколько к матери не попал.
— Не повезло вам — могилы как раз на том месте, где лес горел, — говорю я.
— Ничего, ничего. Я ей обязательно поставлю новый памятник.
Утром 8 октября в Луганской областной администрации заявили, что полностью потушили все пожары. На это понадобилась неделя. Для того, чтобы затушить огонь, привлекали авиацию. Всего в зону огня попали 32 населенных пункта. Из-за пожаров в Станично-Луганском районе даже сдетонировали снаряды. По последним данным, во время пожаров погибло 11 человек. Официально штаб Операции объединенных сил заявил, что причиной стали обстрелы с неподконтрольной Украине территории.