«Сон о белых носочках».
Алина Смутко — в «Уровне цензуры»
Раз в две недели в рубрике «Уровень цензуры нулевой» Заборона публикует работы одного фотографа, художника или коллектива. В них показаны истории, которые не созвучны с массовой культурой либо подвергаются цензуре в СМИ и в социальных сетях. В этом выпуске — фотопроект журналистки, фотографки Алины Смутко.
«Сон о белых носочках».
Алина Смутко — в «Уровне цензуры»
Раз в две недели в рубрике «Уровень цензуры нулевой» Заборона публикует работы одного фотографа, художника или коллектива. В них показаны истории, которые не созвучны с массовой культурой либо подвергаются цензуре в СМИ и в социальных сетях. В этом выпуске — фотопроект журналистки, фотографки Алины Смутко.
Четверо малышей из тысячи в Украине рождаются мертвыми. Однако, говорит Алина Смутко, это не точно, потому что в постсоветских странах статистику до сих пор «подчищают»:
«Ребенок, умерший во время родов, может стать «поздним выкидышем», а малыш в возрасте меньше недели — «мертворожденным». Так же никто не знает, сколько беременностей не созревают до «материнства», — рассказывает Смутко. — Все потому, что первые три месяца беременности женщины остаются наедине со своим новым статусом: государственные консультации отказываются ставить их на учет. Женщины, которые потеряли малыша в случае выкидыша, мертворождения, замирания беременности или даже социально обусловленного аборта сталкиваются с равнодушием общества. Семья и друзья не обсуждают с мамами потерю нерожденного малыша, делая вид, что ничего не произошло. Роженицы также нередко страдают из-за черствости и некомпетентности медперсонала. Каждая из таких женщин после потери ребенка неоднократно слышала фразу вроде: «Не волнуйся, родишь еще одного».
Фотопроект Алины Смутко «Сон о белых носочках» — это истории шести украинок, которые пережили перинатальную потерю. Все они разные: кто-то из них потерял ребенка 30 лет назад, другие пережили это совсем недавно; кто-то рискнул снова родить ребенка, другие же отказались от попыток естественного материнства. Объединяет этих женщин одно — желание помочь другим матерям пережить свою потерю.
Четверо малышей из тысячи в Украине рождаются мертвыми. Однако, говорит Алина Смутко, это не точно, потому что в постсоветских странах статистику до сих пор «подчищают»:
«Ребенок, умерший во время родов, может стать «поздним выкидышем», а малыш в возрасте меньше недели — «мертворожденным». Так же никто не знает, сколько беременностей не созревают до «материнства», — рассказывает Смутко. — Все потому, что первые три месяца беременности женщины остаются наедине со своим новым статусом: государственные консультации отказываются ставить их на учет. Женщины, которые потеряли малыша в случае выкидыша, мертворождения, замирания беременности или даже социально обусловленного аборта сталкиваются с равнодушием общества. Семья и друзья не обсуждают с мамами потерю нерожденного малыша, делая вид, что ничего не произошло. Роженицы также нередко страдают из-за черствости и некомпетентности медперсонала. Каждая из таких женщин после потери ребенка неоднократно слышала фразу вроде: «Не волнуйся, родишь еще одного».
Фотопроект Алины Смутко «Сон о белых носочках» — это истории шести украинок, которые пережили перинатальную потерю. Все они разные: кто-то из них потерял ребенка 30 лет назад, другие пережили это совсем недавно; кто-то рискнул снова родить ребенка, другие же отказались от попыток естественного материнства. Объединяет этих женщин одно — желание помочь другим матерям пережить свою потерю.
На фото первый «бодик» новорожденного Алексея. Мальчик родился недоношенным на 28-й неделе гестации и прожил чуть больше месяца. Юлия сохранила несколько его вещей в память о сыне.
Юлия, 36 лет, 28-я неделя беременности
«Некоторые говорят: «Не хочу спрашивать, чтобы не напоминать». Напоминать? Серьезно? Да я думаю об этом 24 часа в сутки! Нет такого момента, чтобы я не вспомнила своего малыша. Даже родив после этого двух здоровых детей, я все равно вспоминаю Лешу каждый день».
На фото шапочка и носки новорожденного Егора. Мальчик родился недоношенным на 24-й неделе беременности и прожил восемь дней. Папа и мама с любовью назвали малыша «маленьким Смурфом» из-за этой голубой шапочки, которую надели на мальчика в отделении интенсивной терапии. Ольга сохраняет вещи в память о сыне.
Ольга, 33 года, 24-я неделя беременности
«Врачи спрашивали: будем ли мы забирать тело? Конечно, конечно, будем! Таких маленьких гробиков даже не делают. Его положили в детскую, но он в ней там вообще потерялся, такой маленький лежал. В Штатах, знаю, можно забрать и похоронить 9-10-недельного, а у нас до 22-й недели он даже не человек. Его и спасать не будут. Я понимаю, что с профессиональной точки зрения это, наверное, невозможно, но называть умершего ребенка «медицинскими отходами» — ужасно».
На фото бирки с ручки новорожденного Артема, которые Катя сохраняет в память о сыне. Мальчик умер вскоре после родов из-за инфекции. Точной причины родителям не сообщили. В медицинской карте указано, что у малыша «отказали основные органы».
Екатерина, 34 года, 38–39 неделя беременности
«Первый детский крик я так и не услышала. Сразу поняла, что Артема откачивают. Его очень долго реанимировали. Меня уже увезли, а он все не кричал. Некоторое время я полежала в полудреме под препаратами, и только потом мне принесли голубую бирочку с ручки. Это единственное, чего я ждала – значит, он жив. Да, на кислороде (как мне потом объяснили), да, тяжелый, но живой. Мы пробыли в Одессе [в реанимации] месяц. Все это время – на кислороде. В начале февраля он родился, а первого марта умер».
На фото свидетельство с кладбища с информацией о захоронении «ребенка Гончаренко» — Вити, мертворожденного сына Елены. Чуть ли не единственная вещь, которую женщина оставила с тех времен. Ее мальчик замер в утробе в конце беременности. Врачи сообщили, что причину этого выяснить не удалось — малыш был абсолютно здоров.
Елена, 37 лет, 38–39 неделя беременности
«Я сразу подписала тот документ, что отказываюсь видеть сына после родов. Просто не представляю этого: не смогла бы. Мне было так страшно, куда там смотреть на него, как?! Это все произошло слишком внезапно. Похоронами занимался муж. Я смогла приехать на могилу только десять лет спустя, после того как у меня родился второй сын. Почему-то отпустило. И я решила наконец наведаться на могилу».
На фото медицинская карта с выпиской из роддома. Из этой справки Антонина узнала, что месяц назад она родила девочку весом 2 кг. Тридцать лет назад во время преждевременных родов на седьмом месяце беременности женщина потеряла ребенка, вероятно, из-за ошибки врачей. После операции малышку Антонине не показали. Через два года женщина родила мальчика, тоже преждевременно.
Антонина, 50 лет, 32-я неделя беременности
«После операции меня перевели в послеродовое, а затем переселили от рожениц к беременным. Чтобы детей маленьких не видела, наверное. Туго перевязали грудь пеленками: молоко должно было перегореть – пить-то его некому. Продержали в больнице еще 11 дней, и все – на выход. Очень запомнилась одна медсестра, она говорила мне постоянно: «Да чего тут расстраиваться. Еще тысячу таких родишь и три тысячи абортов после этого сделаешь». Да, тысячу, думала я, точно».
На фото домашние тапочки, которые Алена взяла с собой на операцию по прерыванию внематочной беременности. Рубашка и обувь – единственное, что осталось у нее с того дня. На 12-й неделе долгожданной беременности Алена узнала, что ей придется срочно избавиться от ребенка. Расположение плодного яйца не было вовремя диагностировано, что поставило под угрозу жизнь девушки и требовало экстренной операции.
Алена, 30 лет, 12-я неделя беременности
«После операции я сразу предложила мужу развестись. Он ответил, что брал меня в жены не для того, чтобы потом «назад отдавать», и больше мы к этому вопросу не возвращались. Родственники его настраивали, мол, терпи, мужик, у нее будет «сложный период». Но меня утешать, как помню, никто не торопился. Все сделали вид, что ничего не произошло – просто операция, просто приболела».
«Уровень цензуры нулевой» — это площадка для открытого диалога на сложные и табуированные темы, такие как сексуальность и телесность, стресс и депрессия, война и идентичность. Мы не платим гонорар за публикацию, но поможем сделать авторское высказывание услышанным, а также участвуем в его оформлении. Детали тут.
Юлия, 36 лет, 28-я неделя беременности
«Некоторые говорят: «Не хочу спрашивать, чтобы не напоминать». Напоминать? Серьезно? Да я думаю об этом 24 часа в сутки! Нет такого момента, чтобы я не вспомнила своего малыша. Даже родив после этого двух здоровых детей, я все равно вспоминаю Лешу каждый день».
На фото первый «бодик» новорожденного Алексея. Мальчик родился недоношенным на 28-й неделе гестации и прожил чуть больше месяца. Юлия сохранила несколько его вещей в память о сыне.
Ольга, 33 года, 24-я неделя беременности
«Врачи спрашивали: будем ли мы забирать тело? Конечно, конечно, будем! Таких маленьких гробиков даже не делают. Его положили в детскую, но он в ней там вообще потерялся, такой маленький лежал. В Штатах, знаю, можно забрать и похоронить 9-10-недельного, а у нас до 22-й недели он даже не человек. Его и спасать не будут. Я понимаю, что с профессиональной точки зрения это, наверное, невозможно, но называть умершего ребенка «медицинскими отходами» — ужасно».
На фото шапочка и носки новорожденного Егора. Мальчик родился недоношенным на 24-й неделе беременности и прожил восемь дней. Папа и мама с любовью назвали малыша «маленьким Смурфом» из-за этой голубой шапочки, которую надели на мальчика в отделении интенсивной терапии. Ольга сохраняет вещи в память о сыне.
Екатерина, 34 года, 38–39 неделя беременности
«Первый детский крик я так и не услышала. Сразу поняла, что Артема откачивают. Его очень долго реанимировали. Меня уже увезли, а он все не кричал. Некоторое время я полежала в полудреме под препаратами, и только потом мне принесли голубую бирочку с ручки. Это единственное, чего я ждала – значит, он жив. Да, на кислороде (как мне потом объяснили), да, тяжелый, но живой. Мы пробыли в Одессе [в реанимации] месяц. Все это время – на кислороде. В начале февраля он родился, а первого марта умер».
На фото бирки с ручки новорожденного Артема, которые Катя сохраняет в память о сыне. Мальчик умер вскоре после родов из-за инфекции. Точной причины родителям не сообщили. В медицинской карте указано, что у малыша «отказали основные органы».
Елена, 37 лет, 38–39 неделя беременности
«Я сразу подписала тот документ, что отказываюсь видеть сына после родов. Просто не представляю этого: не смогла бы. Мне было так страшно, куда там смотреть на него, как?! Это все произошло слишком внезапно. Похоронами занимался муж. Я смогла приехать на могилу только десять лет спустя, после того как у меня родился второй сын. Почему-то отпустило. И я решила наконец наведаться на могилу».
На фото свидетельство с кладбища с информацией о захоронении «ребенка Гончаренко» — Вити, мертворожденного сына Елены. Чуть ли не единственная вещь, которую женщина оставила с тех времен. Ее мальчик замер в утробе в конце беременности. Врачи сообщили, что причину этого выяснить не удалось — малыш был абсолютно здоров.
Антонина, 50 лет, 32-я неделя беременности
«После операции меня перевели в послеродовое, а затем переселили от рожениц к беременным. Чтобы детей маленьких не видела, наверное. Туго перевязали грудь пеленками: молоко должно было перегореть – пить-то его некому. Продержали в больнице еще 11 дней, и все – на выход. Очень запомнилась одна медсестра, она говорила мне постоянно: «Да чего тут расстраиваться. Еще тысячу таких родишь и три тысячи абортов после этого сделаешь». Да, тысячу, думала я, точно».
На фото медицинская карта с выпиской из роддома. Из этой справки Антонина узнала, что месяц назад она родила девочку весом 2 кг. Тридцать лет назад во время преждевременных родов на седьмом месяце беременности женщина потеряла ребенка, вероятно, из-за ошибки врачей. После операции малышку Антонине не показали. Через два года женщина родила мальчика, тоже преждевременно.
Алена, 30 лет, 12-я неделя беременности
«После операции я сразу предложила мужу развестись. Он ответил, что брал меня в жены не для того, чтобы потом «назад отдавать», и больше мы к этому вопросу не возвращались. Родственники его настраивали, мол, терпи, мужик, у нее будет «сложный период». Но меня утешать, как помню, никто не торопился. Все сделали вид, что ничего не произошло – просто операция, просто приболела».
На фото домашние тапочки, которые Алена взяла с собой на операцию по прерыванию внематочной беременности. Рубашка и обувь – единственное, что осталось у нее с того дня. На 12-й неделе долгожданной беременности Алена узнала, что ей придется срочно избавиться от ребенка. Расположение плодного яйца не было вовремя диагностировано, что поставило под угрозу жизнь девушки и требовало экстренной операции.
«Уровень цензуры нулевой» — это площадка для открытого диалога на сложные и табуированные темы, такие как сексуальность и телесность, стресс и депрессия, война и идентичность. Мы не платим гонорар за публикацию, но поможем сделать авторское высказывание услышанным, а также участвуем в его оформлении. Детали тут.
