«На самом деле мы самые незащищенные чуваки и чувихи». Как Ольга Гончар сделала львовский музей «Территория террора» одним из лучших в стране — и с какими демонами ей пришлось бороться

Музей «Территория террора» существует на территории бывшего львовского гетто, и это один из самых интересных и современных украинских музеев истории тоталитарных режимов. В 2016 году его возглавила на тот момент 24-летняя Ольга Гончар. Это вызвало сопротивление среди сотрудников и львовян — мол, молодая девушка, не львовянка, да еще и долгое время работавшая на Востоке, не может возглавлять такую важную институцию. Но Ольга выстояла, завоевала авторитет и сделала уникальное место, где можно обсуждать сложное прошлое страны.

Заместительница главной редакторки Забороны Юлиана Скибицкая прогулялась с Ольгой Гончар по местам террора во Львове и рассказывает ее историю.

Монумент славы

На входе во львовский Центральный парк культуры и отдыха перед типичными советскими белыми колоннами одиноких прохожих встречает голова динозавра. Недавно здесь появился «Парк Юрского периода». Искусственные животные возвышаются над забором и иногда ревут — пустынным утром это выглядит даже немного жутко.

Раньше главной особенностью этого парка были не динозавры, а Монумент боевой славы Вооруженных Сил СССР — один из самых масштабных в Украине. Выглядел он так: в центре ансамбля молодая девушка — это Родина-мать — принимает присягу у советского солдата и благословляет меч, который он держит в руке. Этот монумент был открыт в 1970 году, и с начала независимости Украины не раз становился поводом для скандалов и столкновений, особенно на 9 мая. Львовская общественность, особенно представители и сторонники националистических партий, выступала за демонтаж монумента, подчеркивая, что это символ советской оккупации Львова. Местные коммунисты и некоторые ветеранские организации выступали против сноса.

В 2007 году представители партии «Свобода» в горсовете Львова потребовали создать специальную комиссию, которая составила бы список советских памятников для дальнейшего демонтажа. Их оппоненты в ответ заявили, что в Украине нет закона о демонтаже советских памятников (и это была правда), поэтому любые инициативы такого рода незаконны.

Монумент был демонтирован в июле 2021 года. Остатки закрыли забором из-за аварийного состояния, а фигуры ансамбля перевезли в музей «Территория Террора». Его директорка Ольга Гончар как раз входила в экспертную комиссию, которая должна была решить судьбу скандального памятника. Многие были настроены категорически: монумент нужно уничтожить. Но Ольга говорит, что для нее было важно сохранить скульптуры несмотря на критику местных националистов, ведь это история и память города. Сейчас на месте монумента остался только постамент — иногда на нем появляется одинокая, покрытая пылью лампадка.

Оля

Оля родилась в Броварах Киевской области, там же училась в школе — а школа была старейшей в городе. Раньше на ее месте был православный собор, который в 1937 году взорвала советская власть. Так что у школы была своя история и музейный кружок, где школьники часто по собственному желанию оставались после уроков. Но любовь к музеям появилась у Оли еще раньше.

«Когда я была очень маленькой, в селе у бабушки я сделала себе первый музей на чердаке, — вспоминает она. — Собрала какие-то старые самовары, утюг — такой, что с угольком. Водила туда родственников и даже деньги с них брала».

Окончив школу, Оля не сомневалась, куда поступать: пошла на культурологию в пединститут им. Драгоманова в Киеве. Когда она училась на четвертом курсе, в Украине начался Евромайдан, что стало поворотным событием в жизни девушки.

«Это был период, наверное, самого большого страха, — говорит она. — Ты понимаешь, что тебе скоро выпускаться, твоей стране не нужны культурологи и философы, а нужны военные и медики. Да и вообще непонятно, что происходит, ты не знаешь, как себя реализовать в стране [экс-президента Виктора] Януковича. Мы проходили практику в одной из «элитных» гимназий на Прорезной, где учились дети из влиятельных семей. Там нам запрещали говорить о политике. Через пару метров баррикады, но мы не говорим об этом! На уроке всемирной культуры мне даже запретили показывать «Гернику» Пикассо, потому что это о войне. Полный маразм».

Оля вспоминает, как проходила стажировку в Берлине, а параллельно собирала деньги на бронежилет подруге, которая ехала на войну. Видимо, поэтому, когда ей предложили работу на Донбассе в 2015 году, она почти не колебалась и уехала в Мариуполь. Там она должна была работать с местными музеями в освобожденных от российской оккупации городах, привозить туда разных культурных деятелей и художников — фактически поощрять журналистов и публичных людей приезжать в прифронтовые города и возвращать им полноценную мирную жизнь.

«Я приезжаю в Мариуполь, выхожу на вокзале, там стоит [полк] «Азов» с пулеметом, — продолжает Оля. — А мы стоим с костюмчиком, с синтезатором. Нас ведут по Мариуполю, ведут по улицам, где вот дом разрушен, вот расстрелян, вот сгоревший, куча военных. Мы отыграли спектакль, было триста зрителей — это очень много. Потом пошли в барчик на берегу Азовского моря. Там же, прямо в баре, сидел военный с автоматом и тоже бухал водку, как и мы. И ты знаешь, после этого я ничего не боюсь. Я перестала бояться, потому что поняла, что у меня есть одна жизнь, у меня есть одно время, и вышло так, что оно пришлось на такое».

Оля работала на Востоке два года, объездила почти всю неоккупированную часть Донецкой и Луганской областей. Вместе с художественной инициативой ДЕ НЕ ДЕ Оля, искусствоведка Женя Моляр, культурный менеджер Леонид Марущак и другие деятели открывали выставки и экспозиции в музеях маленьких городов типа Лисичанска или Рубежного, рассказывая таким образом неизвестную историю региона.

Еще один важный проект, который тогда внедряла Гончар, — «Музей открыт на ремонт». Так называлась исследовательская инициатива, в рамках которой на Донбассе открывались новые музеи и обновлялись уже существующие. Эта инициатива оказала серьезное влияние на развитие музейного дела по всей стране.

«Я очень многое узнала об Украине, — признается она. — Особенно о том, что Сталин у нас якобы все построил. В Лисичанске, например, есть целый бельгийский квартал — мы это узнали только потому, что делали большой проект «Украина-Бельгия». Люди вообще ничего не знают — ну, видят, что что-то написано на иностранном языке, но не придают этому значения. Всюду только «СССР все построил».

Музей

В 2017 году Львовский городской совет должен был выбирать руководителя музея «Территория террора» на открытом конкурсе. На него подалась Оля Гончар. Тогда еще музей не работал вовсю, и Оля хотела превратить его в площадку для дискуссий о сложном прошлом Украины. Кроме того, у нее на тот момент во Львове уже было много друзей и интересная культурная жизнь.

Вскоре конкурсная комиссия озвучила победительницу: директоркой музея стала Гончар Ольга Александровна.

Почти сразу сотрудники «Территории террора» начали протестовать из-за этого. Музей завесили транспарантами: «Музей открыт на забастовку».

«Люди не могли понять, что есть конкурс, есть конкуренция, — говорит Ольга. — Кому-то не нравился мой возраст или мой фокус, кому-то не нравилось, что я из Броваров, а кому-то — что я матерюсь в Фейсбуке. Кто-то считал, что тех компетенций, которые у меня есть, слишком мало, чтобы быть [директоркой музея]. Мне было 24 года. Считали, что я малолетка. И это при том, что у меня есть [профильное] образование, не к чему придраться».

«А как ты боролась с этим неприятием?» — спрашиваю я.

«Да потихоньку-помаленьку, — смеется она. — Я пришла и спросила: «Ребята, какие у вас рабочие задачи, что вы хотите сделать?». Они говорят: «Мы хотим открыть музей». На тот момент было только два барака, временная выставка и какие-то экспозиции. Я сказала, что будем работать над тем, чтобы открыть музей».

Работа длилась три года. Ольга разрабатывала идеи и концепции, открывались новые экспозиции. В 2020 году музей уже был готов заработать в полную силу — но случился карантин из-за коронавируса. Вместо брызг шампанского и разрезания лент пришлось продумывать новую стратегию. Но Ольга говорит, что ее команде удалось повернуть этот кризис в плюс.

Офис музея «Территория террора», где в основном работают его сотрудники, расположен в еврейском квартале Львова. Хотя офис — это громко сказано. Это скорее квартира на несколько комнат. В советское время здесь была библиотека. Но еще при Польше это здание, вероятно, выполняло роль синагоги. Под старыми советскими обоями на стенах отчетливо видна звезда Давида и другие еврейские символы.

«Тогда часто открывали синагоги в квартирах, — объясняет Ольга. — Когда мы заехали сюда и начали делать ремонт, увидели, что тут на самом деле на стенах. Сейчас занимаемся реставрацией».

Гетто

От музейного офиса до собственно музея — где-то десять минут пешком. Он расположен сразу за железнодорожным мостом. Именно этот мост отделял от остального Львова еврейское гетто, созданное нацистами во время оккупации. Современная дорога от музейного офиса местами повторяет путь, по которому шли львовские евреи, когда их выселяли, в частности, и из еврейского квартала.

Сам музей стоит на территории пересыльной тюрьмы. У нее интересная история «службы» двум разным режимам — коммунистическому и нацистскому. В 1939 году, когда после пакта Молотова — Риббентропа польский Львов стал советским, власть создала некий аналог ГУЛАГа — эту пересыльную тюрьму №25. Здесь собирали заключенных почти со всей Западной Украины для дальнейшей пересылки в Сибирь и другие лагеря. Тюрьма была большая: около 21 барака и административные помещения. С 1941 по 1943 год тюрьму использовали нацисты. Они держали здесь евреев, коммунистов, поляков, украинцев и партизан. После войны советская власть вновь создала здесь тюрьму.

«У нас, к сожалению, не осталось аутентичных построек», — говорит Ольга Гончар, когда мы заходим на территорию музея. На воротах сверху написано «Территория террора» в стилистике, схожей с нацистскими надписями на входах в концлагеря. Ольга продолжает, указывая на небольшой вагончик во дворе: «Это — вагон-телятник. Именно в таких перевозили людей на работу в Германию или в другие концлагеря. Так выглядели чемоданы и кульки, которые им можно было брать с собой. Конечно, этот вагон новый, но мы старались сохранить все так, как было тогда».

Музей состоит из пяти комнат. В одной, к примеру, вы видите устройство типичного барака. Узкие деревянные нары вмещали десятки людей, хотя на первый взгляд они рассчитаны максимум на двоих. Если посветить фонарем на стену, можно увидеть надписи — это аналоги тех надписей, которые писали настоящие заключенные. В комнатах также есть наушники — надев их, можно послушать воспоминания реальных людей, живших в то время.

«А здесь мы видим типичную львовскую квартиру конца 30-х годов, — говорит гидка музея. — Здесь есть определенные польские мотивы, потому что Львов был тогда польским городом. Тут мы показываем, как выглядит квартира после ареста — это уже 1939 год. Вот лежат вещи, вот тут незапертый шкаф — люди бежали быстро, спешно все собирая. И чаще всего не возвращались».

В одной из последних комнат стена полностью заклеена нацистскими плакатами времен оккупации Львова. Здесь можно увидеть афиши того времени или открытки, обещающие хорошую и высокооплачиваемую работу в Германии. Эта экспозиция посвящена коллаборационистам. На небольших стендах можно прочесть разные истории людей, которые так или иначе работали с нацистами. Или наоборот — были героями Советского Союза. Но если перевернуть стенд, открывается совсем другая история. Например, предприниматель, который шил форму для заключенных, прятал на своей фабрике евреев. А партизан, сражавшийся против нацистов, был потом палачом в ГУЛАГе. По словам сотрудников музея, так они хотели показать, что не все в нашей жизни однозначно.

Будущее

На заднем дворе музея, за уцелевшими бараками и вагоном-телятником, лежат скульптуры Монумента славы. Они аккуратно выложены в ряд и, кажется, отдыхают. Ольга Гончар говорит, что для нее важно рассказывать всю историю Львова — не только нацистскую или советскую. А среди скульптур, которые сейчас пылятся на заднем дворе, много интересных модернистских решений — например, часть фонтана, который также перевезли в музей в рамках декоммунизации. В будущем Ольга планирует сделать отдельную экспозицию, посвященную советщине. Ведь декоммунизация, говорит она, в первую очередь должна происходить в голове.

Большинство из того, что сейчас есть в музее, создано именно по идеям Ольги Гончар. Она говорит, что за три года прошла, пожалуй, самый главный в своей жизни челлендж. И смеется, что работа в госучреждении — лучший способ «понять жизнь». Ведь ты постоянно сталкиваешься с бюрократией или критикой, часто — с безосновательным хейтом общества. Теряешь старых друзей — и вместе с тем находишь новых.

«Когда истекает твой контракт?» — спрашиваю я, когда мы уже планируем прощаться.

«В сентябре 2022 года. Через пару месяцев нужно будет подать объявление на новый конкурс, а там дальше уже все быстро решается», — отвечает она.

«А что будешь делать, если не выиграешь конкурс?».

«Буду радоваться жизни, — смеется Ольга. — По-любому я останусь в сфере, буду работать еще с какими-то культурными проектами. Надо уметь проигрывать. Мы как директора не вечны, мы на самом деле самые незащищенные чуваки и чувихи. У нас есть ученый — он говорит: «Я всех директоров пережил». А мы зависим от нескольких переменных. Надо понимать: есть у тебя период в жизни, когда ты сидишь в синагоге, реставрируешь синагогу, ходишь по судам, делаешь проекты — но это тоже не навсегда. А то, что ты наработал, все равно остается с тобой. Оно с тобой независимо от того, где ты находишься».