Маленький мир комфорта. История украинского бренда ковров, который едет на выставку в Исландию

Оскар и Мария — исландский документальный фотограф и украинская художница-татуировщица. В начале пандемии коронавируса они вместе создали художественный проект и назвали его «It’s all just kinda comfortable» [«Это просто довольно уютно»]. Это серия ковров, где изображен сейчас недоступный и далекий для большинства людей мир. Забороне художники рассказали, как стали делать то, чего никогда не планировали, и как ковры смогли заменить человеческие прикосновения.

Пляж, место силы

В квартире Марии и Оскара повсюду стоят огромные рамы с натянутыми основами для ковров. Последние несколько недель их дни выглядят примерно одинаково: утром они становятся у рам, начинают плести, вечером ложатся спать, а на следующий день повторяют все это. Через месяц у пары персональная выставка в Исландии — они впервые будут выставлять свои работы публично и продавать их. Поэтому сейчас они дают себе отдохнуть только раз в неделю, в воскресенье. В остальные дни они создают воображаемый безопасный мир, к которому можно прикоснуться.

Нитки, рамы, эскизы и иглы для ковров появились в их жизни меньше года назад. Тогда в разгаре был очередной карантин.

«Мне было очень сложно от неуверенности. Хотелось определенности хотя бы в чем-то — и в творчестве тоже. Я ходила к психологине и она как-то спросила о моих местах силы — тех, где я чувствую себя защищенной, в безопасности. У меня такое место было: небольшой безлюдный пляж в Одессе», — вспоминает Маша.

Пляж всегда был местом, куда она любила прийти, чтобы побыть наедине с собой: туда редко доходили толпы. Правда, местом силы он успел побыть недолго: из-за оползней часть пляжа ушла под воду, да и вообще он перестал быть привлекательным и комфортным. Собственно, перестал быть тем безопасным и защищенным местом для Марии, каким был раньше.

«Я осталась без этого важного для меня места, а нового пока не нашла. И тогда психологиня предложила: если такого места силы у меня сейчас нет, то я его должна нарисовать», — рассказывает художница.

Бесформенный мир

Мария действительно его нарисовала. Ее воображаемое место силы ничем не напоминало то, что она создавала раньше: там не было тревожных причудливых монстров или печали. На ее рисунке было много растений, море, коврики, столик с глиняной посудой и два бесформенных персонажа, которые, казалось, вот-вот расплывутся.

«Там было много уютных элементов, которые вместе создавали мир. И это был тот мир, которого мне не хватало», — вспоминает художница.

На этом рисунке впервые появились персонажи, которые были как бы о ней и Оскаре, но на самом деле о ком угодно.

«Я не хотела вкладывать определенность — это было больше об ощущениях. Первые персонажи такого плана у меня появились еще в художественном училище, но тогда это был скорее крик, чтобы уйти от фигуратива. Мне было интересно через аморфность передать, что они чувствуют, что чувствует их тело», — рассказывает Мария.

Тогда, еще в училище, она нарисовала что-то очень похожее — стояла задача изобразить парк, где гуляют люди, и девушка нарисовала двух людей в кафе, которые от жары стекали по столику.

«Преподавателей тогда, помнится, настолько рассмешила эта картина, что они едва ли не впервые классно оценили мою работу. Именно тогда мне пришло в голову, что можно передать ощущения через очень простую форму. А еще, когда персонажи такие простые, гораздо легче представить себя на их месте», — говорит художница.

Время замедлиться

«Мы застряли здесь на карантине — мир был совершенно неопределенным, было неясно, чего ждать дальше. Все хотели уюта для своей психики, все смотрели мрачные новости. Люди не понимали, что происходит, и хотели путешествовать, но не могли этого сделать. Еще пандемия заставила многих посмотреть на свою жизнь, замедлиться, переоценить какие-то вещи. Для себя я понял, что больше хочу работать над глубокими проектами, работать на себя», — вспоминает Оскар.

Оскар работает документальным фотографом девять-десять месяцев в году. За последни пятнадцать лет он привык много путешествовать по миру и воплощать свои проекты. Например, он мог поехать в Таиланд на несколько месяцев, чтобы снимать проект о секс-работе. На карантине, как и многие другие, он потерял возможность ездить непринужденно и куда угодно.

Еще несколько месяцев в году Оскар работает рыбаком в Исландии. Это его самая длительная, стабильная и высокооплачиваемая работа, которая позволяет ему работать над художественными проектами и ездить по миру.

«Я работаю в Исландии 1-3 месяца, зарабатываю деньги — и могу не беспокоиться об этом оставшуюся часть года. Я выхожу в море на большой тридцатиметровой лодке. Это бывает довольно трудно физически, особенно когда поднимаются большие волны и сильный ветер. Еще я годами работал там в режиме 6 на 6. То есть я 6 часов работаю и 6 отдыхаю, а потом снова выхожу в свою смену. Поэтому я привык мало спать», — рассказывает Оскар.

Мир тактильности

Идея превратить рисунки Марии в ковры принадлежала именно Оскару.

«Все нуждались в прикосновениях, но это тоже оказалось под запретом. Мы раньше открывали двери и не боялись что-то подцепить, а сейчас любые прикосновения стали подозрительными. Мы не можем трогать все подряд, не можем трогать друг друга. Я смотрел на рисунки Марии и думал: почему бы нам не превратить этот нарисованный мир в ковер? Добавить ему тактильности, чтобы каждый мог к нему прикоснуться и это было легально», — вспоминает он.

Сейчас в работе у пары около десяти ковров. Они разные, но их объединяет общая идея: это должно быть место комфорта, безопасности и уюта. Такое, в котором хотелось бы оказаться каждому.

«Я стараюсь передать это ощущение через цвета, детали, эмоции — и многие элементы можно интерпретировать по-своему. Когда я нарисовала парочку в окружении цветов, то знала главное: я хочу создать ощущение, что они как бы лежат в луже заботы и тепла. Хотелось показать состояние, когда люди обнимаются — и вокруг них это приятное поле, сплошная малиновая лужа», — говорит Маша.

Она добавляет: то, что она делает сейчас — это гораздо больше о ней, чем было раньше: «Я как будто обрела гармонию с собой. А мои работы — как будто более завершенные, полноценные, объединенные. В то же время люди часто видят в моих рисунках и коврах разное, свое — и для меня это большая ценность, потому что искусство открыто для интерпретаций».