Метаморфоза Зеленського. Чому колишня народна любов більше не рахується. Колонка Леоніда Швеця

У нас на глазах происходит уникальное событие, и неудивительно, что многих берет оторопь. Трудно не почесать в затылке, когда человек начинает свою политическую карьеру сразу с того, чем ее заканчивают редкие счастливчики – с президентского поста.

Совсем обескураживает то, что у Владимира Зеленского до этого не было вообще никакого опыта не то что политической активности, его даже общественным деятелем не получается назвать. Мир, который еще вчера был для него исключительно поставщиком материала для едких шуток, завтра станет ареной самого главного вызова в его жизни. Уже становится.

Кроме того, что Зеленский почему-то вдруг оказался в центре абсолютно новой для себя сферы деятельности, самая большая загадка, зачем ему понадобилось менять приятную во всех отношениях жизнь любимца публики – цветы, улыбки, автографы – на бассейн с серной кислотой  тотальных подозрений, претензий и жгучей ненависти.

Его вопрос журналистам РБК.ua: «А меня за что?» – выдает степень наивности завтрашнего главы государства. Да у нас президенту по статусу ненависть гарантирована, не говоря о том, что с момента заявления о кандидатстве он уже всем должен. Непросто бы пришлось и в сбалансированном обществе, а у нас все перекособочено, трудно и болит.

Почему, с чего Владимир Зеленский решил, что ему нужно взяться за гиблое дело? Что позволяет ему считать, что он сможет? Отчего этого, в общем, легкого человека не остановила чудовищная ответственность и тяжесть взваливаемого бремени? Какую работу он провел внутри себя, чтобы упрочиться во мнении, что ему уготована историческая миссия? Ведь неисторическая тут просто не прокатит. Насколько отдает себе отчет, чем грозит неудача, и не только лично неудачнику, но и стране?

Это вопросы не из досужего любопытства, не из цикла о «богатом внутреннем мире звезды». Звезда Зеленский в прошлом. Отныне он тот, кто заявил людям: «Я помогу», – и получил мандат на это. Ну, скоро может получить. Понимает ли он, что это значит? Понятен ли при этом он сам себе в достаточной мере?

Искренние ответы, если бы их можно было получить, могли бы хоть как-то снять огромную общественную напряженность, которая возникла из-за чрезвычайной неопределенности ситуации, когда штурвал оказывается в руках непонятного человека. Или, в зависимости от услышанного, еще больше ее увеличить.

В процессе выборов веселый актер Зеленский неизбежно занял позицию народного трибуна, клеймящего власть, требующего привлечь к ответу убийц Кати Гандзюк и отправить за решетку Свинарчуков. Понятный способ электоральной борьбы вызвал заметное неудовольствие гражданских активистов, для которых непереносима сама мысль, что смерть Кати может быть использована как инструмент в преследовании кандидатом своих целей, а уж своим соратником в этих кругах Вову точно никто не считает. С чего бы?

В объявлениях о новых акциях вокруг судов, где рассматриваются дела подозреваемых в причастности к покушению, активисты специально уточняют, что не хотят видеть на них лиц, имеющих отношение к предвыборным штабам. То есть в это превращение Владимира Зеленского не поверили так, как он, возможно, хотел. Доверие гражданского общества, утраченное Петром Порошенко, придется добывать огромными усилиями, имитация тут не пройдет.

Всякое «доколе!» Из уст Зеленского автоматически обращено к нему самому: значат ли все эти обвинения, что Свинарчуки или заказчики убийства Гандзюк получат свою порцию справедливого возмездия после инаугурации? Или это ритуальное потрясание кулачком, за которым ничего в итоге не последует?

Каков, в конце концов, окажется Зеленский? Главную метаморфозу мы, похоже, еще увидим. Власть творит с людьми невероятное. Пока, похоже, Владимир уверен, что ему удастся выстроить правильную коммуникацию, во всесилие которой он, человек телевизионный, свято верит. Надеется с ее помощью всех убедить, помирить и объединить. И в итоге добиться главного: народной любви. А как иначе измерить успех собственного выступления? Что-что, а влюблять-то в себя он умеет. Раньше получалось.

Вот только все, что было раньше, больше не в счет.