Меншість у лапках. Що спільного в Трампа та Зеленського. Колонка Леоніда Швеця

Открыть какие-то прорывные истины об идеальном общественном устройстве сложно. Все давно придумано, сказано и записано. Демократия, при всем несовершенстве, получше иных. При этом демократия – это когда при власти большинства надежно защищены права меньшинства. Собственно, почти во всех конституциях про это. Вот только что с этим на практике делать, черт пойми.

В Соединенных Штатах вдруг обнаружилось новое меньшинство – белые. Нет, пока они в буквальном смысле не в меньшинстве, по переписи 2010 года неиспаноязычных белых было 63,7%. Но если среди тех, кто старше 85 лет, белые составили 85%, то белых американцев младше пяти лет – 51%, тенденция очевидна. За десять лет с 2000 года наивысшие темпы роста показали группы испаноязычных и азиатов – по 43%, наименьшие – белые неиспаноязычные: 1,2%.

О том, что лицо Америки меняется, и WASP, белые англоязычные протестанты, в обозримом будущем перестанут занимать доминирующие позиции, говорится давно. Только осознание этого факта стало не сразу доходить до самих американцев.

Эшли Джардина из университета Дьюка (Северная Каролина) изложила результаты своих исследований в книге «Политика белой идентичности», в которой обратила внимание на то, что белые американцы, нет, не все, около 30-40%, стали учитывать свою «белизну» при принятии политических решений. Раньше этого не было, поскольку не возникала такая необходимость, мир был преимущественно белый, где культурная и политическая власть была им гарантирована. Как здоровье: чего о нем думать, пока не беспокоит. То, что недовольство проявляли небелые, тоже было, в общем, естественно, но у тех же были причины для беспокойства, не так ли? Многие им сочувствовали и поддерживали в праведной борьбе, осуждая проявления дискриминации.

Но вот уже белые, которых все еще большинство, демонстрируют мироощущение и поведение, свойственное меньшинствам. Расовая идентичность перестает для белых американцев быть не их проблемой. Включаются механизмы расовой солидарности, защитные по определению, и это становится заметным политическим фактором. А Дональд Трамп с ошеломительной наглядностью показал, как этот фактор можно разогреть и использовать.

Эшли Джардина специально уточняет, что проведенные исследования показали, что прямой связи между чувством расовой солидарности и расизмом не существует. Можно быть «осознанным» белым и не испытывать неприязни к другим, точно так же, как это бывает, например, у представителей разных конфессий. И, наоборот, стойкие расистские предубеждения совсем не обязательно сопровождаются чувством солидарности с прочими белыми. Но, безусловно, предпочтение своих так или иначе оборачивается если не враждебностью, то сдержанностью по отношению к другим.

Так или иначе, Америка действительно меняется, и проявление белых в общественной жизни страны в новом качестве «меньшинства», пока в кавычках, – значимый фактор американской политики, который следует учитывать и с которым надлежит работать, иначе преимущество получат те, кто учитывает и работает. Собственно, так, как в свое время получили преимущество те, кто работал с фактором небелых меньшинств.

Украина предельно далека от демографических проблем США, на фоне тамошнего расового, этнического и языкового смешения, видного невооруженным глазом и слышного обычным ухом, у нас серое однообразие, тишь да благодать. Чувство толерантности среднего украинца, по большому счету, еще даже не подвергалось сколько-нибудь серьезным испытаниям. И тем не менее, вопросы групповой идентичности у нас еще как существенны и являются фактором политики. Их тоже неполезно игнорировать, как показал результат все еще действующего президента на выборах в регионах с преимущественно русскоязычным населением.

Несмотря на весь прогресс в национальном развитии последних лет, украинцы, относящие себя к собственно украинской этнокультурной и языковой группе, продолжают в значительной степени ощущать угрозы своей идентичности, демонстрируя мировосприятие и поведение дискриминируемого меньшинства. Победа Зеленского, явно выросшего не на украинской поэзии, а на советской эстраде, некоторыми была воспринята едва ли не как национальная катастрофа – именно в национальном аспекте.

В свою очередь русскоязычные украинцы, вдруг получившие статус меньшинства и узнавшие, что отныне их язык – иностранный, тоже очевидным образом испытывают чувства, схожие с чувствами англоязычных жителей американских штатов, в которых с некоторых пор без испанского шагу не ступить. Это не делает их антиукраинцами или пророссийским элементом, но политическим фактором, безусловно, является. А, значит, с ним нужно тонко и системно работать, не игнорируя, не самодурствуя и не отпуская на самотек, потому что сработают другие. Крымская история тут многому учит.

Перед украинской демократией стоит непростая задача реализовать народовластие в условиях, когда нужно надежно защитить культурно-языковые меньшинства. Которые таковыми, по сути, не являются, но так себя ощущают. Да, в соцопросах языковой вопрос занимает маргинальные позиции, уступая проблемам более острого социально-экономического и гражданского значения. Но это не должно вводить в заблуждение. Задним числом на «неслышные» проблемы, как показывает практика, реагировать и поздно, и дорого. Недопустимо дорого.