Колонка Каті Тейлор: “Конкурси краси – частина нашого ДНК”
Я выросла в месте, где девочки должны были быть красивыми, а мальчики сильными. Где ум и совесть считались слабыми чертами характера, а корысть и беспринципность поощрялись. Я выросла в девяностых в Луганске. В 1990-м мне было семь, а в 2000-м – семнадцать. В моем вокабуляре не было слов «права человека», «толерантность», «феминизм». Моя система ценностей состояла из того, чтобы не жить так, как жили мои родители – они были умными и бедными. Мы все тогда были бедными. Все жили плохо.
В 1999-м мне было уже шестнадцать, и я хорошо усвоила урок: хочешь чего-то добиться – будь наглой, сильной и ничего не бойся. Я попадала в плохие компании. К восемнадцати я попробовала весь алкоголь, который существовал на полках луганских магазинов.
В то время у нас тоже проходили конкурсы красоты. Их целью, в основном, было найти толстосумам новую игрушку – лучшую девушку города. Это случалось и случается до сих пор. Можно осуждать организаторов, толстосумов и юных красавиц. И сделаться лучше них. Но я, внезапно, их понимаю. И если бы в мои шестнадцать мне кто-то предложил такой конкурс, то я бы, скорее всего, согласилась. В Луганске для меня не было перспектив – невозможно было получить хорошее образование или работу. Я училась в училище на швею, потому у моей семьи не было денег на университет. Все, кто хотел чего-то добиться, просто цеплялся за ветки возможностей.
Меня познакомили с девушкой, у которой было брачное агентство. Тот же конкурс красоты, только навыворот. Она нарисовала мне светлое будущее, сказала, что найдет мужа и я уеду в Америку. Мой мир перестал быть прежним. Оказалось, что выход – есть, и он, буквально рукой подать, – за океаном.
Мы сделали несколько фотосъемок, она опубликовала мой профиль и начала искать мне мужа. Не прошло и полгода, как он нашелся. Это был хороший человек старше меня. Я пыталась себя убедить, что это моя судьба. Он слал мне письма и цветы, а потом приехал. Я еще раз все взвесила, и как только мне исполнилось восемнадцать мы расписались. «Катя, – говорила я себе, – или гниешь здесь, или уезжаешь в Америку. А там разберемся».
Думала ли я тогда о семейных ценностях? Вряд ли. Я хотела выжить, уехать как можно дальше, убраться из этого унылого и одновременно опасного места. Мы поженились через месяц после его приезда втайне от моих родителей. Была несуразная свадьба. Я была в белом брючном костюме, который лихо обтягивал мои объемные ляжки. А потом настала брачная ночь. Когда мы пришли в апартаменты у меня тряслись коленки, потому что я на самом деле просто не хотела этого и мне было противно от ситуации, противно от себя самой. В последний момент я поняла, что ни за какую Америку не пойду на это и убежала, крикнув, что у меня срочные дела.
В следующий раз мы снова увиделись в загсе. Он был удручен. Я чувствовала себя дрянью. Мы оба снова расписались в свидетельстве, только теперь о разводе. И больше никогда не встречались. Я переехала в другой город. Не чувствовала угрызений совести еще долго: – сработало то самое жизненное кредо «выжить». Но так будет не всегда.
Я могла бы жить в Америке. Какие звоночки зазвенели внутри, когда я сбегала? Достоинство, честь? Что остановило меня от того, чтобы быть проданной? Что должно остановить девочек, которые продаются на конкурсах красоты? Приди вы ко мне в мои восемнадцать со своими наставлениями, я бы просто вас послала. Конечно, были другие способы выжить –– честные, но в моей системе координат их не существовало. Как и не существует сейчас у шестнадцатилетних нимфеток из бедных районов.
Через пару лет, уже в Киеве, мы сидели за столиком в концерт-холле «Фридом», прямо возле сцены. К моей подруге подошел один из сотрудников заведения и предложил поучаствовать в конкурсе красоты. Я обиделась. Не то чтобы я очень хотела участвовать, но почему ее пригласили, а меня нет? Чем я хуже? Тогда я пошутила, что, мол, давайте и меня, чего уж. И меня взяли. Приятельница вскоре отказалась, а я уже была в упряжке, причин давать заднюю у меня не было. Да и правда было интересно попробовать, что из этого выйдет. Мне было двадцать.
Я не считала себя красавицей, но знала как подчеркнуть достоинства. И тут же села на диету, которая состояла из воды и воды. Дома качала пресс, засунув ноги под диван. К конкурсу готовились основательно – нас учили ходить и танцевать. В финальном выходе мы должны были танцевать с балетом «Фридом». Потом был сам конкурс, волнение, платье из обоев (не спрашивайте), выход в купальниках и второе место. Я была в ярости. Ведь я точно знала, что была лучшей. Выиграла другая девушка, на которую ни я, ни кто-либо другая из участниц не делали ставку. Ей вынесли из зала огромный букет цветов, а потом за ней приехала шикарная машина. Так я узнала, что конкурсы красоты покупаются.
С тех пор прошло 15 лет, и я вспоминаю это как малолетнюю забаву, не вкладываю сюда двойных смыслов. Но понимаю, что даже с таким поверхностным отношением этот конкурс повлиял на меня. Для меня тогда была важна оценка моей внешности другими. Все девочки, которые были на этом конкурсе добровольно, согласились на то, чтобы быть оцененными не по качествам и заслугам, а по лицу и телу. Объективация, сексизм и фейсизм считается до сих пор нормой в нашей культуре. И мы сами хотим быть оценены по внешности. Так проще. Ведь если данные есть, то больше ничего не нужно – ни думать, ни учиться. Можно просто быть.
Конкурсы красоты – часть нашего ДНК. Они проходят даже в детских садах и младших классах школ, чтобы с самого юного возраста присваивать детям клейма. Где красивое лицо – это преимущество, за него полагается подарок. Это мантра, которая будет сопровождать многих девочек всю молодость. Когда в системе образования не поощряется ум, талант, стремление, трудолюбие, а поощряется только красота и сила, мы имеем общество, которое объективирует женщин и мужчин, не позволяя им выйти за рамки тех качеств, которыми их наделили в детстве. Конкурс – это эпическая трагикомедия нетолерантного общества, в котором система ценностей разделена на мужские и женские и не позволяет им проявляться за границами стандартов своего пола.
Здесь, наверное, должен быть мудрый вывод о том, что нужно заниматься культурой, образованием и вшивать в ДНК украинцев европейские ценности, рассказывать на уроках о правах человека и феминизме. Но на самом деле, пока будет бедность, будут и такие преступления против себя. Ценности формируются примером родителей и авторитетов. Но если в твоем доме испражняются в подъезде и курят в лифте, то очень сложно поверить, что мир прекрасен и ты можешь его изменить. Хочется думать, что времена изменились и изменились мы сами. А то, что мы не видим из своего окна, мы можем увидеть в окне гугла. И что ценности, как вирус, скоро заселят умы. А конкурсы красоты для детей будут шеймить или щемить, как говорили у нас на районе.
Мои ошибки преследуют меня всю жизнь. Может поэтому мне хочется предостеречь тех, кто еще не успел из совершить. Пятнадцать лет я испытываю чувство стыда и отвращения к поступкам, которые сделала в возрасте с шестнадцати до двадцати. Может, оно стоило того, чтобы вырваться и «стать человеком». А может и нет.
Дивіться також: “Породисті”. Документальний фільм про красу напоказ.