Люди виють. Як смерть Каті Гандзюк перетворює нас в «ми»
Никакое, конечно, не открытие, что граждане живут своими, достаточно закрытыми и мало пересекающимися мирами. Живое обсуждение героев телепередач обескураживает тех, кто давно выкинул телевизор. Впрочем, даже те, кто оставил, могут просто зависать на разных каналах. Имена звезд отечественной поп-музыки припомнит далеко не каждый прохожий. Даже политиков, которые достали, казалось, до печенок, у нас давно научились не любить, не различая лиц и имен. Тем важнее те точки сопряжения, через которые мы испытываем единство и превращаемся в собственно «мы».
Сейчас, накануне выборов, источником удивления по поводу содержания этого «мы» являются данные социологических опросов. Люди не узнают в них себя и окружающих. Оказывается, где-то есть те, кто готов отдать голос за ужас кого, а ведь среди близких и далеких знакомых таких не наблюдается. Или когда соотечественники вдруг понятия не имеют о международной славе какого-то местного деятеля и о его существовании вообще.
Очень в этом отношении был показателен апрельский опрос КМИС, который выявил, что многие избиратели не слышали о фигурах, которые сейчас не в шутку претендуют на президентский пост: полгода назад почти 17% украинцев не знали Анатолия Гриценко и Юрия Бойко. Столько шума было вокруг главы НАБУ Артема Сытника, но его имя ни о чем не говорило 77% опрошенных, а о руководителе «Нафтогаза» Андрее Коболеве, герое побед над «Газпромом», ничего не знали 87%. Не менее поразительно, что 47% наших людей пожимали плечами при имени «Мустафа Найем», а значит и совсем недавняя и такая, казалось, громкая история Евромайдана у них какая-то совсем другая, чем та, что сложилась в головах политиков и активистов.
Поэтому совершенно закономерно, что даже в среде политически неравнодушных людей имя Катерины Гандзюк многие услышали впервые после покушения на ее жизнь, а для широкого круга, ширину которого тоже не стоит переоценивать, херсонская активистка стала известна после смерти и в силу смерти. И все же особенности жизни Кати, обстоятельства ее гибели, растянувшейся на три страшных месяца, и поведение власти при расследовании обстоятельств дела вынесли этот эпизод из общего ряда историй о произволе.
А то, что ряд бесконечен, удалось лишний раз удостовериться, будучи гостем понедельничной программы Сергея Руденко «Вердикт» на телеканале «Еспресо». Гибель Гандзюк была одной из трех заявленных тем передачи, но до ее конца в эфир звонили люди, задетые судьбой Кати, рассказывая свои личные истории, в которых прямой или косвенной причиной беды были правоохранительные органы. В частности, позвонила мама Ирины Ноздровской, правозащитницы, убитой в канун Нового 2018 года.
Власти отчитались о показательной поимке преступника, но мать совершенно не верит в картину, которую рисует следствие. Мужчина из катиного Херсона рассказал о гибели своего сына, сгоревшего в пункте обмена валюты, когда в начале 2014 года в городе шла война местной милиции за крышевание этого выгодного бизнеса. Никто за эту смерть не ответил, у крышевателей все хорошо. Из Павлограда сообщили о недавнем нападении на активиста, который пытался бороться с наркомафией, опекаемой органами. Ему проломили голову.
Казалось, если бы эфир был бесконечным и полностью отдан зрителям, поток пережитой боли, проклятий и слез занимал бы 24 часа в сутки семь дней в неделю. И вот это совместное переживание тотальности произвола и абсолютной незащищенности нынче объединяет очень разных людей в единое «мы», включая тех, кто до сих пор не слышал о Найеме, до самого Найема. И тут надо напомнить, что Киев в 2013 году поднялся все-таки не под знамена евроинтеграции, сколько бы ее ни желал, а в ярости от дикого избиения людей «Беркутом». Угроза жизни и здоровью людей, исходящая от государства – главная причина, которая пробуждала и пробуждает в украинцах даже не гражданское чувство, это защита буквально на биологическом уровне, зубами и ногтями.
Спустя пять лет после того всплеска общей боли мы, да, уже снова «мы» – как единство немыслимых разностей, – вновь оказываемся на пределе болевого порога. И это истинный показатель уровня общественных перемен. Есть и другой. Уже в 2015 году Петр Порошенко позволил себе заявить, что во время войны обошлись бы и без активистов-волонтеров. Потом пришлось извиняться и задабривать, но это было показательное заявление. В 2018 году власть, уже не скрываясь, рассматривает активистов в качестве врагов, а хрустальный голос МВД Илья Кива обещает их закапывать. И да, Катю завтра закопают.
Украине снова очень больно. Это не позволяет превратить президентскую и следующую кампанию в карикатурный капустник с участием инвалидов и неофитов политического труда. Потому что люди воют. Серьезность политического ответа должна соответствовать убийственной серьезности общественного запроса.
Останется ли после этого все, как прежде?
